Да и вообще казалось, что вся ее нервная система «перезагрузилась», избавившись от ненужных и нерабочих надстроек, обнажив и оставив только те глубинные эмоциональные компоненты, которые только и были достойны того, чтобы интегрировать их в свою повседневную жизнь.

– Ты вообще понимаешь, что твой организм просто не мог вынести всего этого? – сидя на полу, не вытерпел Кайл, – а если бы я пришел на несколько минут позже, что тогда бы…

Мозг Виктории впитывал каждое словечко, в то время как какая-то совершенно отдельная, даже автономная ее часть, существовала параллельно их диалогу, наблюдая как будто бы со стороны, как две говорящие куклы пытались на полном серьезе выяснить отношения друг с другом и, по итогу, заключить какой-то липовый социальный договор. Несмотря на все старания нового фаворита, ни одна из внутренних сторон не поддавалась, так как всё еще была влюблена в какой-то степени в изменившего ей дружка, который, в отличие от своей подруги, без лишних раздумий пошел развлекаться дальше. Несмотря на этот, постыдный в чем-то факт, Виктория, тем не менее, могла в любой момент вновь сойтись с ним так же просто, как сейчас она «разошлась». К Уиллу ее тянул невероятный физический магнетизм, в то время, как к Кайлу она даже и не испытывала особенно ничего, помимо нелепой благодарности. Однако, также казалось, что опыт, который Виктория пережила, наглядно показал ей, что та невидимая программа, в которой она существовала, будто бы была спроектирована таким образом, чтобы путешественница в ее лице всего за час избавилась от своей безусловной страстной любви и привязанности к человеку, чтобы целиком посвятить себя Кайлу, даже не ради своих чувств, но ради того сюжета, который был уже написан как для всей жизни, так и для нее, в частности, и сопротивляться которому не было ни смысла, ни даже особенного желания, поскольку всё уже произошло. Виктория лежала, уже зная наперед, что будет с Кайлом до самого конца, и не потому, что он спас ее, или по миллиону других выдуманных причин, но потому, что ее будущее, которое безусловно будет иметь конец, будет иметь смысл только в том случае, если она останется с этим человеком. Никакие слова, в итоге, не могли выразить интегральное восприятие Викторией мира, что ее окружал, и что на деле оказался многоуровневым лабиринтом, который, несмотря на всю свою сложность,

имел всего один исход, к которому уже летел, сломя голову, маленький шарик жизни в виде Виктории, что, приземлившись на кровать, уже притянула к себе Кайла, который не мог не сдаться своим чувствам, которые, безусловно, были знакомы и самой Виктории, но которые уже не имели для нее никакого значения.

 – Да, наверное, это и было домом, – завороженно глядя на фейерверки, что возгорались прямо перед ним и летели, подобно огненным стрелам, обжигая его лицо и волосы, стоял и безотчетно улыбался Кевин, в то время, как в его ухе уже не первую минуту звучал сигнал от человека, которого он всего сутки назад так сильно боялся потерять, а теперь, вот так просто, отмахивался от возможности вновь воссоединиться со своей возлюбленной.

Просто в этом более не было никакой нужды, ведь картина, что предстала перед его глазами, наконец обрела хоть какой-то смысл – теперь мир окончательно открыл свое безумное лицо своему вечно спящему гостю.

Перед глазами Кевина как будто наслаивались два изображения: одно событие, что происходило прямо сейчас, и другое – те же самые игры, только много лет назад, когда он, гордо стоя на вершине холма и испытывая оргазм, казалось бы, со всем остальным миром, искренне полагал, что всё, что происходит с ним – всё видимое удовольствие, вся четкая картина мира, были правильными. Сейчас же, глядя на замершую в ужасе толпу, которая наблюдала за столь необычной сценой, что просто напрочь разбивала вдребезги, хотя бы на время, массовый импринт всех зрителей, Кевин осознавал, что всё, что он знал раньше, все его погони за счастьем и удовлетворением, не стоило ровным счетом ничего, поскольку жизнь заключалась не в стабильном получении удовольствия и любви, и, как бы это пошло ни звучало, ни даже во лжи, что помогала оберегать хотя бы видимость этой любви, нет, жизнь наиболее ярко проявлялась именно в тех моментах, когда наиболее ярко приходило понимание тотального безумия происходящего. Как, например, сейчас, когда колоссальная энергия убитых на острове Утконоса и во всем мире людей сплавилась с ненавистью одних, страхом других и безразличием третьих. В этот момент, наконец, этот нарыв мироздания будто бы прорвался, и, хотя наблюдатель еще не до конца понимал всех последствий, что последуют за этим вечером, Кевин уже всей своей кожей чувствовал, что мир, по крайней мере его, никогда уже не будет прежним в этом разноцветном огненном океане, что расплескался над стадионом. Юноша принимал его, будто бы и он сам был тем самым огнем, пламенем самой жизни, который по-настоящему разгорается только в момент смерти, что возвращает спящего к моменту пробуждения, заставляя его вспомнить, кем он был до того, как уснул.

 Виктория, ощущая в себе Кайла, тем не менее, никак не могла настроиться. Она то выпадала из реальности на какое-то открытое пространство, где на виду тысяч глаз она занималась сексом вместе со своим новым партнером, в то время как сверху горел какой-то крылатый силуэт, то вновь возвращалась в свою комнату, где она не могла даже чувствовать своих конечностей. Эти качели продолжались какое-то время, пока обе картинки не сошлись в одну, где Виктория наблюдала за фейерверками, что взрывались внутри ее мозга, формируясь в два глаза Богини, которые с любопытством смотрели с огромных огненных крыльев бабочки, что распустились, подобно лепесткам небесного цветка, над стадионом.

Сама же Виктория не могла пошевелиться от экстаза, в котором, казалось, билась каждая клеточка ее тела, и который, однако, как ей показалось, начал понемногу овладевать самим процессом, в ходе которого из-за неиссякаемого напора ощущений девушка начала отключаться.

Дабы сбить свой страх, что стал понемногу нарастать из-за дискомфорта, который до этого Виктория никогда не испытывала, девушка попыталась нащупать взглядом виновника этого любовного оргазмического паралича, в лице Кайла. Наконец, увидев его перед собой, Виктоия захотела позвать его, но не смогла произнести ни звука, следя за тем, как тот внезапно оказался не на ней, голым, а прогуливающимся в одежде по некоему подиуму, оставляя после себя след из сотен и тысяч изображений этого самого человека по имени Кайл, которого, как успела подумать Виктория, она вовсе не знала.

Виктория на мгновение даже испугалась, что, возможно, это он так всё подстроил, чтобы она рассталась со своим любимым, чтобы затем она чуть не отравилась, а он якобы ее «спас» и затем выставил на публичный секс, по поводу которого она, хотя и не была уж чтобы сильно против, но, тем не менее, чувствовала себя в таком случае в некотором смысле обманутой. Однако девушка поняла далее, что всё происходящее вовсе не было подстроенной каким-то одним человеком операцией, а являло собой нечто большее – поскольку затем она стала свидетелем того, как тело Кайла меняет цвета, становясь то зеленым, то лиловом, то и вовсе белым. Это выглядело так, будто бы некий невидимый игрок выбирал расу своего персонажа. Затем фигуру этой модельки оплели, подобно змеям, геометрические узоры, что стали формировать одежду, начиная с пещерных лохмотьев из шкур диких зверей и заканчивая высокотехнологичным скафандром будущего, аналогов которому Виктория, могла поклясться, не видела никогда в жизни. Эта примерка продолжалась до тех пор, пока, в конце концов, Кайл не превратился из жителя Империи в чистокровного представителя лилового трайба, одетого в белый халат, который, вместе с целой бригадой реаниматоров и вооруженных военных медиков, пытался положить в лечебную мобильную капсулу матерящегося и катающегося по сцене Чарраму, который изо всех сил хватался за свое обожженное лицо.