мы должны проделать всю необходимую работу, потому что можем проиграть битву на территории Соединенных Штатов с той же вероятностью, что и в любой другой стране мира.

Весной 1953 года я вернулась из короткой поездки, и дома меня ждали плохие новости. Мисс Томпсон попала в больницу. Несколько дней я проводила там большую часть времени. 12 апреля, в годовщину смерти мужа, я отправилась в Гайд-парк, а вернувшись, вошла в больницу как раз в тот момент, когда умерла моя дорогая Томми. Дело было не во внезапном ухудшении. Она просто умерла.

Томми была рядом со мной тридцать лет. Во многих отношениях она не только облегчила мою жизнь, но и наделила ее смыслом. Она помогала почти во всем, что я делала, но в то же время была суровым критиком. Никто и никогда не сможет занять место такого человека, и все, кто ее знал, будут скучать по ней, но я уверена, что она не хотела бы жить и страдать от тех испытаний, которые приносит с собой инвалидность.

Несмотря на то что моя работа в Американской ассоциации содействия ООН началась весной 1953 года, только осенью она стала интенсивной. Поэтому той весной я приняла приглашение и примкнула к группе людей, которые направлялись из Соединенных Штатов в Японию по программе обмена. Поездка проходила под покровительством Колумбийского университета, который выступал принимающей стороной для японцев, приехавших в США. Приглашающей стороной в Японии были Сигэхару Мацумото и доктор Ясаки Такаги, которые представляли Международный Дом Японии и Комитет по культурному обмену.

Японцы пригласили меня, потому что их женщины только начинали жить и работать в условиях демократии спустя столетия доминирования феодальных концепций в их жизни и обычаях. Попытка перейти к более или менее демократическим концепциям за короткое время, естественно, породила множество проблем как политического характера, так и в отношении семейной жизни. Некоторые японские лидеры надеялись, что американская женщина, проведя беседу с группами японских женщин и мужчин, сможет объяснить значение демократии и то, как функционирует демократическое правительство.

Дело в том, что после Второй мировой войны Соединенные Штаты довольно произвольно навязывали японцам демократическую конституцию, убеждая их в том, что теперь они будут демократической страной. Но от этого старые обычаи не изменились сами по себе, а феодализм не превратился в демократию. В новую японскую конституцию вошли статьи, взятые из западных документов почти дословно, и некоторые из них ничего не значили для японцев или попросту путали их из-за больших различий между их социальным и экономическим происхождением и социальными и экономическими концепциями, скажем, Соединенных Штатов или Франции. Так что, очевидно, им было необходимо обучение, и меня радовал шанс сделать все возможное, чтобы помочь распространению идеи демократии.

Одной из первых, с кем я столкнулась в вестибюле отеля «Империал» в Токио, была Мэриан Андерсон, которая с большим успехом выступала с концертами по всей Японии. Позже я провела пресс-конференцию. Я часто слышала, что японцы – заядлые фотографы, но не ожидала увидеть столько фоторепортеров, сколько встретили нас в Токио. Мне рассказывали, что Эдлай Стивенсон с удивлением смотрел на них во время своей поездки в Японию и восклицал: «Это фотографическая диктатура!»

Я даже не буду пытаться рассказать о нашем путешествии в хронологическом порядке, потому что за пять недель там мы прошли очень много, но некоторые моменты особенно ярки в моем сознании. Через несколько дней после прибытия мы навестили принцессу Чичибу, вдову брата императора. Принцесса училась в школе Фриста в Вашингтоне, когда ее отец был послом. После замужества она поддерживала гораздо более тесные связи с народом Японии, чем другие члены королевской семьи. Ее бывшие друзья регулярно навещали ее, чтобы обсудить проблемы сельского хозяйства, а она сама продолжала работать с девочками из движения «Гайдинг», которое напоминает наши организации девочек-скаутов и клубы Four-H. Они были особенно активны в Японии после войны и пытались помочь молодым фермерам освоить современные методы производства.

На следующий день у меня состоялась интересная встреча в Министерстве труда с людьми, которые руководят профсоюзами женщин в промышленности и работают над улучшением условий жизни в сельской местности, усилением защиты детей и тому подобными направлениями. Такие правительственные бюро несут на себе печать американской организации, но это не означает, что они работают так же, как в Соединенных Штатах. Организация была навязана Японии оккупационными властями, а американские методы не совсем соответствовали японской действительности: месту женщин в промышленной системе, необходимости того, чтобы дети вносили свой вклад в семейный доход, способности экономики поддерживать такую государственную службу. Чтобы эти организации несли пользу, их следовало приспособить к условиям жизни в Японии, а это была сложная задача.

Также остро стоит вопрос о том, приветствует ли такие службы общественность. Когда я выходила из здания министерства, снаружи меня ждала группа женщин из Коммунистической партии во главе с американкой, которая была замужем за японцем. Американка уставилась на меня и, казалось, была взвинчена до фанатизма. Когда я вышла в дверь, группа начала выкрикивать антиамериканские лозунги.

«Возвращайся домой, в Америку! Мы, женщины, прошедшие войну, не хотим другой войны!»

Очевидным ответом было, конечно, то, что я тоже не хотела войны. Именно такие группы постоянно подпитывают страх войны у народов свободного мира. Я сделала множество запросов о деятельности и силе коммунистов в Японии. Однажды я встретилась с президентами нескольких колледжей в Наре и спросила их об отношении к коммунизму среди студентов и профессоров.

«Сомневаюсь, что там много настоящих убежденных коммунистов, – сказал один из них. – Однако некоторые способны наделать много шума, потому что знают, во что верят, в то время как остальные разрознены и пытаются найти свой путь».

Я полагала, что среди японских студентов было больше тех, кто реально придерживался идей марксизма, чем готовых признать президентов этих колледжей. Они и правда признавались, что демократию не продвигают среди студентов и что ее плохо преподают.

Я беседовала с бесчисленными группами женщин во многих городах Японии, и все наши дискуссии охватывали определенные обширные темы. Среди них было отношение молодых людей к старшему поколению и отношение старших к молодежи. С тех пор как японцев убедили принять демократическую идею свободного обсуждения, между двумя группами возникли большие противоречия, и этот антагонизм усиливался – молодые люди обвиняли старшее поколение в том, что они внушали им, будто Япония не может проиграть войну. Авторитет старейшин оказался подорван, когда японские армии потерпели поражение, а императора объявили человеком, а не богом. Молодые люди стали циничными и разочарованными.

Было еще много вопросов, особенно от студентов, на которые я отвечала, как могла. Иногда меня спрашивали, почему Соединенные Штаты использовали атомную бомбу и как я к этому отношусь. Я попыталась объяснить безотлагательные причины, побудившие