На обратном пути поезд постоянно останавливался. Частьжелезнодорожного полотна требовала ремонта, и мы прибыли в Барселону только квечеру пятницы 23 января. На город давило багровое небо, затянутое паутинойчерного дыма. Было жарко, как будто зима внезапно кончилась, и от решетокканализации поднимались влажные затхлые испарения. Открыв портал дома с башней,я нашел на полу белый конверт. Различив печать красного сургуча, я непозаботился поднять его, ибо заранее знал содержание письма: любезноенапоминание о свидании с патроном в особняке у парка Гуэль, чтобы передатьготовую рукопись. Я поднялся по лестнице в темноте и отпер дверь жилого этажа.Не зажигая свет, я прямиком направился в кабинет. Я подошел к окну и оттудаокинул взглядом комнату, наполненную адским заревом, отблеском полыхающегонеба. Я представил всю сцену так, как описывала ее Кристина. Вот она стоит наколенях подле кофра, открывает его и вынимает папку с рукописью. Она читаетпроклятые страницы и понимает, что непременно должна их уничтожить. Оназажигает спички и подносит огонек пламени к бумаге.

«В доме кто-то был».

Я шагнул к кофру и замер на миг, словно шпионил, наблюдал заней. Потом, наклонившись, я открыл кофр. Манускрипт лежал на месте, дожидаясьменя. Протянув руку, я коснулся папки, погладив ее кончиками пальцев. И тут яэто заметил. Серебряный контур мерцал на дне сундука, точно жемчужина на дневодоема. Я взял предмет и повертел в пальцах, рассматривая в отсветеокровавленного неба. Брошь, изображавшая ангела.

— Сукин сын, — услышал я свой голос.

Из глубины шкафа я извлек шкатулку со старым револьверомотца и, открыв барабан, убедился, что оружие заряжено. Оставшиеся в коробкепатроны я высыпал в левый карман пальто, а в правый сунул завернутый в платокревольвер. Перед уходом я задержался на миг, чтобы взглянуть в лицо незнакомцу,смотревшему на меня из зеркала в прихожей. Я улыбнулся, ощущая в кровиледенящее спокойствие ненависти, и вышел в ночь.

12

Дом Андреаса Корелли возвышался на холме на фоне пеленыбагровых туч. За ним колыхалась роща теней парка Гуэль. Ветер шевелил ветви, илистья шелестели, как змеи в темноте. Я остановился у входа и окинул взглядомфасад. В доме не горела ни одна лампочка. Ставни на окнах были закрыты. Заспиной я слышал дыхание собак, носившихся за стенами парка, выслеживая меня. Явынул из кармана револьвер и повернулся к решетке входных ворот парка, сквозькоторую виднелись силуэты псов, расплывчатых теней, наблюдавших за мной изполумрака.

Я подошел к двери дома и трижды коротко ударил дверныммолотком. Ответа я ждать не стал. Я собирался разнести замок выстрелами, но этоне потребовалось. Дверь была открыта. Я повернул бронзовую ручку, отжав язычокзамка, и дубовая дверь медленно скользнула внутрь, увлекаемая собственнымвесом. Впереди открылся длинный коридор. Слой пыли, покрывавший пол, белел,словно тонкий песок. Я переступил порог и приблизился к лестнице, поднимавшейсявдоль боковой стены прихожей. Ее верхние ступени тонули в клубах сумрака. Япрошел дальше по коридору в гостиную. За мной следили десятки глаз из галереистарых фотографических портретов в рамках, развешенных по стенам. В доме цариламертвая тишина, слышались лишь мои шаги и дыхание. Я достиг конца коридора изамер. Закатный свет красными лезвиями проникал сквозь ставни. Я поднялпистолет и переступил порог гостиной. Глаза успели привыкнуть к полутьме. Мебельв комнате была расставлена по-прежнему, но даже при скудном освещениистановилось понятно, что она ветхая и погребена под толстым слоем пыли. Руины.Занавеси давно истлели, а облезшая краска на стенах висела лентами, напоминаязмеиную чешую. Я направился к одному из окон, чтобы открыть ставни и впуститьнемного света. Метрах в двух от балкона меня настигло ощущение, что я не один вкомнате. Я застыл, похолодев, затем медленно повернулся.

В углу гостиной явственно вырисовывался силуэт человека,сидевшего в кресле — на своем излюбленном месте. Кроваво-красный свет,сочившийся сквозь жалюзи, позволял различить начищенные ботинки и контурыкостюма. Лицо полностью скрывала тень, но я знал, что он смотрит на меня. Иулыбается. Я вскинул револьвер и прицелился.

— Я знаю, что вы сделали, — сказал я.

Корелли не дрогнул ни единым мускулом. Его фигура оставаласьнеподвижной, он затаился, как паук. Я шагнул вперед, целясь ему в лицо. Мнепослышалось, будто кто-то вздохнул в темноте. На миг луч красного света отразилсяв его глазах, и я, преисполнившись уверенности, что он сейчас бросится на меня,выстрелил. Отдача при выстреле словно молотом ударила меня в плечо. Стволревольвера курился голубоватым дымком. Одна рука Корелли соскользнула сподлокотника кресла, покачиваясь и царапая ногтями пол. И я выстрелил снова.Пуля попала в грудь и прожгла дымящуюся дыру в одежде. Я застыл, сжимаяревольвер обеими руками, не осмеливаясь сделать ни шагу, не отрывая взгляда отнеподвижной фигуры в кресле. Покачивание руки постепенно замедлялось, и наконецтело замерло, и ногти, длинные и отполированные, уткнулись в дубовый паркет.Тело, только что принявшее две пули, в лицо и в грудь, не издало ни звука и ниразу ни дернулось. Я отступил к окну, открыв створки ударом ноги, ни на миг неспуская глаз с кресла, где распростерся Корелли. Поток призрачного света хлынулс балкона и достиг угла гостиной, осветив тело и лицо патрона. Я попыталсяпроглотить слюну, но рот у меня пересох. Первый выстрел проделал ему отверстиемежду глаз. Вторая пуля продырявила лацкан пиджака. Из ран не вытекло ни единойкапли крови. Вместо крови из дырок сыпался порошок, тонкий и искрящийся, как впесочных часах, струйками скользивший по складкам его одежды. Глаза блестели, агубы застыли в саркастической усмешке. В кресле сидела кукла.

Я опустил револьвер (руки у меня все еще тряслись) иосторожно приблизился. Склонившись над гротескным манекеном, я медленно поднесруку к его лицу. На миг я испугался, что стеклянные глаза вот-вот оживут, апальцы с длинными ногтями вцепятся мне в горло. Я провел по щеке куклыкончиками пальцев. Дерево, расцвеченное эмалью. Я не удержался от горькогосмеха. Не стоило ожидать иного от патрона. Я вновь повернулся лицом к этойшутовской маске и с силой ударил ее кулаком, опрокинув куклу на бок. Онасоскользнула на пол, и я принялся топтать и пинать ее. Деревянное туловищедеформировалось, руки и ноги вывернулись под немыслимым углом. Я отступил напару шагов, осмотрелся и, заметив большое полотно с образом ангела, сорвал егоодним рывком. За картиной я нашел дверь в подвал, запомнившуюся мне с той ночи,которую провел в кресле в этой комнате. Проверив замок, я обнаружил, что дверьне заперта. Бросив взгляд на лестницу, спускавшуюся в колодец, до краевнаполненный тьмой, я направился к комоду. Именно в этом комоде, по моимвоспоминаниям, у Корелли хранились сто тысяч франков во время нашей первойвстречи в доме. Я обшарил ящики, и в одном из них нашел жестяную коробку сосвечами и спичками. Я заколебался на миг, спросив себя, уж не оставил ли ихпатрон намеренно, догадываясь, что я найду их, как нашел куклу. Я зажег свечу ирешительно пересек гостиную, направившись к двери. Бросив последний взгляд насломанный манекен, подняв свечу высоко над головой и крепко сжимая в правойруке пистолет, я начал спуск.