– Именно имортизма?

– Да, они выдвинули на пост губернатора профессорамолекулярной биологии Макса Айронфиста, называющего себя имортистом. Он создалкружок по изучению имортизма еще в прошлом году, за это время кружок разросся вмогучее общество со своим банком, счетами, филиалами, а сейчас Айронфиствыступил со своей программой…

– Что-то особое? – спросил я.

– Нет, кроме названия, где присутствует слово «Юта», а так –наша программа. Мормоны сперва приняли в штыки, но прочли, прониклись, заявили,что отдадут свои голоса Айронфисту. А они люди твердые, как сказали, так исделают…

Вертинский слушал вполуха, уже передвигался у карты мира,по-старинному втыкал булавочки с красными флажками, любовался. Волуев покрутилносом, слишком уж допотопно, наши программисты специальную программу создалидля этих целей, на большом экране можно масштабировать, сказал задумчиво:

– Вы правы, господин президент, самые крупные общиныимортистов начали создаваться там, где наиболее… прогнило. Не буду указыватьпальцем, но даже в не до конца прогнившей Франции, к примеру, имортистов запоследний год стало на сто двадцать тысяч больше…

Вертинский обернулся, сказал кровожадно:

– Вы в процентах, пожалуйста, в процентах!

Волуев фыркнул:

– Зачем?

– В попуга… в процентах больше!

– Предпочитаю точные цифры, – отрезал Волуев. Посмотрелна меня за поддержкой: – И господин президент предпочитает.

Вертинский обратил укоряющий взор в мою сторону:

– Вот видите? Очковытиральщик! Или втиральщик? Неважно, влюбом случае пыль в глаза и дух в ноздри. Конечно, в прошлом году их было всегодвадцать тысяч, так что за год шестьсот процентов роста!.. А если взятьпозапрошлый год, когда ни одного… Ладно-ладно, вы поняли. А вот в Штатах их запервый год под миллион! Простите, если наступлю на больную мозоль, но этобольше, чем у нас, в России…

Волуев буркнул:

– У них и коммунистов было больше. Как и в Германии илиФранции. Но власть взяли именно в России! Ох, не к добру это…

– Что не к добру?

Волуев с неопределенностью во взоре пошевелил пальцами ввоздухе, то ли вязал магическую криптограмму, то ли проветривал их после того,как почесал в районе развилки.

– Да это все…

Мне надоело слушать их перепалку, хлопнул ладонью по столу,поднялся, чувствуя во всем теле злую бурлящую энергию, что криком кричит,просит выхода.

– Ну что, беремся за главное?

– Наливайте, господин президент, – подхватил Вертинскийс готовностью.

Волуев бросил холодный взор на перебежчика в станпростонародья.

– В первый год в Штатах было под миллион, –констатировал он. – Сейчас там около семи миллионов. Это вся научная итехническая элита, небольшая часть культурной… Треть политиков, да-да, онипонимают неизбежность имортизма как результат взросления всего человечества,есть у нас данные и по отраслям, профессиям. Медики лидируют…

Я прервал:

– Это частности. Прогнозы на этот и следующий год?

Волуев раскрыл ноутбук, на большом экране сразу появилисьтаблицы, графики. Он посмотрел на наши лица, развел руками:

– Мне трудно без цифр, но ладно… попробую. На этот год можноне прогнозировать, его осталось меньше четырех месяцев. Вторжение в Россию с еерасчленением стало весьма проблематичным. Слишком много стран против, но Штатамэто до лампочки, гораздо важнее то, что слишком многие против в самих США. И неслесарей да негров: когда надо – Белый дом с их мнением не считается, а именновысоколобых из высших сфер. Не из симпатии к русским, в гробу они всех насвидали, но имортисты не хотят воевать против имортистов. Это значит ослаблятьсвой же мир. Общий мир имортистов. Другое дело – Восток…

– Ну-ну, – сказал Вертинский, оживляясь, – чтотам?

– Доктрина имортизма в действии, – ответил Волуевпросто. – Великие идеи безжалостны!.. Это пережиток детской и наивнойполиткорректности, когда полудикий вождь сидит на нефтяной скважине, гдеполовина всех запасов нефти планеты, а могучие страны с поклонами уговариваютего продать за любые деньги и любые блага эту нефть, ибо без нее они простопогибают! А если учесть, что и саму нефтедобычу они там организовали, дикарьэтого никогда бы не сумел… Словом, планета принадлежит имортистам. И все еезапасы.

Вертинский буркнул:

– Это и есть тот случай, когда страны сбросят излишек… дачто там излишек, можно все свои крылатые ракеты и умные бомбы использовать вэтой последней войне! Больше они не понадобятся. А для отражения возможноговторжения инопланетян будем разрабатывать оружие совсем другого рода.

Сегодня я не выдержал, вышел навстречу жаркому августовскомусолнцу, подставил лицо лучам, в то время как глаза жадно ловили всепоявляющиеся фигурки со стороны ворот.

Недавно политые каменные плиты блестят, в крохотных лужахотражается небо. Я засмотрелся на нестерпимо блестящие золотые луковки церквей,а когда опустил взгляд, от ворот в мою сторону катил автомобильчик, скоростьвсе сбрасывал, а когда подъехал ближе, остановился, словно в нерешительности.

Вместо того чтобы открыть дверцу со стороны водителя, ядернул с правой стороны, в лицо пахнуло перегретым воздухом.

– Привет, – сказал я и сел, чувствуя радость и печальодновременно. Автомобильчик после моего лимузина показался крохотным. Таняпредпочитает крохотные, такие проще парковать на улице. В этой металлическойкоробчонке, прогретой солнцем, наполненной жарким воздухом, я еще сильнееощутил волны тепла, исходящие от ее разогретого сильного тела. Она искосапосматривала, как я втянул вторую ногу, а у меня по телу прошла странная дрожь,совсем не то, что называется сексуальным возбуждением, не то, хотя моментальномелькнула картинка, как мы в этом же автомобильчике занимались уже и на заднемсиденье, и на переднем и как раньше она деловито приводила в норму мойгормональный баланс во время езды по оживленной городской улице. Не радичего-то там экстремального, хотя теперь есть даже такие клубы, а просто впорядке дружеской услуги, чтобы очистить мозги для философии.

Идиот, подумал я мрачно. О чем мыслишь, скот? Перегрелся,слишком много жареного мяса поел или в организме недостает каких-то минералов?

– Как я по тебе соскучился! – сказал я. – Еще всамолете, когда летел из Франции, тебе звонил… ты почему не отвечала?

– А ты хотел бы, чтобы я тебя встретила в аэропорту?

– Хотел бы, – ответил я уныло. – Где твой пропуск?

– Возьми в бардачке, – ответила она.

– Как он открывается?

– Ты прав, с трудом.