Полагаю, что он навязал мне эту беседу как раз из-за митинга в Мадрасе, где я выступал попеременно с Булганиным. Я там говорил о нашей индустриализации, о преимуществах тяжелой промышленности. Премьер-министр штата тоже был его сторонником[306], и после того как я выступил, этот премьер выступил вторично. Из перевода для меня его речи я понял, что он, не называя меня лично и не вступая в прямую полемику, спорил со мной, доказывая, что Индия должна идти своим путем, через ремесленные мастерские и ручной труд. Он тоже напирал на то, что у них много населения, а механизация еще больше увеличит незанятость трудящихся. Это совершенно ложное направление мыслей имело в Индии немало сторонников.

Однако на всех митингах главной темой мы брали все же осуждение колониальной системы и агрессивных сил, которые проводили и еще проводят колониальную политику. Указывали на то, что бедственное положение, в котором находится индийский народ, есть результат многолетнего его пребывания под колониальным гнетом, результат грабежа его монополиями, которые за счет народа строили свое благополучие. Эти идеи очень хорошо встречались везде и повсюду. Как только мы начинали об этом говорить, народ бурно нас приветствовал.

Антиколониальная направленность наших выступлений была не отвлеченной, а направлялась конкретно против британских колонизаторов. Мне казалось, что Неру и Индира Ганди не одобряли такой резкой направленности, но нам они ничего не говорили и не указывали на то, что мы вроде бы злоупотребляем их гостеприимством, проводя свои идеи. Но это чувствовалось. Тем не менее мы сохраняли прежнюю нацеленность своих выступлений, и людям это нравилось. Мы выступали как коммунисты. Заодно скажу, что авторитет СССР в Индии был очень высок. Согласно намеченному плану мы должны были поехать в Бомбей, крупный портовый город. Там тогда проходили межплеменные волнения[307] с человеческими жертвами, дело доходило до схваток и драк. Нам разъяснили обстановку в Бомбее, но попросили не менять маршрута. Неру считал, что нам полезно там побывать. То, что там неспокойно, внутренний вопрос, а Неру считал, что обе борющиеся стороны станут нас приветствовать самым радушным образом, так что наш приезд поспособствует умиротворению людей и прекращению волнений. И мы полетели в Бомбей.

Когда мы там с аэродрома ехали на машинах в отведенную для нас резиденцию, то столько народу вышло нас встречать, что все улицы были забиты. Мы буквально продирались сквозь толпы. На машины, в которых мы ехали, прыгали люди, становились на подножки, тянулись к нам руками, чтобы притронуться к нашей одежде. Кончилось это тем, что гроздь повисших на машине людей раздавила ее, и она вышла из строя. Нас и тут сопровождал Серов, который командовал охраной вместе с лицом, уполномоченным от Индии. Неру этого уполномоченного взял к себе в семью еще мальчиком и воспитывал его. Очень хороший был парень. Как нам сообщал Серов, у них сложились самые лучшие, доверительные отношения. Тот парень пробрался к нам, скача по крышам автомашин, и порекомендовал: «Впереди нас полицейская машина и с решеткой. Это единственная возможность проехать в резиденцию, другого ничего нет. Думаю, вы правильно поймете и извините нас, что мы делаем такое предложение, оно в целях вашей же безопасности». Мы так и поступили, и толпа потеряла нас из виду. Люди все время искали нас, заглядывали в окна автомашин и наконец увидели, что мы едем в полицейском автомобиле. Все бросились к нему, но опоздали, так как мы уже обогнали тех, кто ехал впереди. А лица, встречавшие нас, растерялись, ибо не могли себе представить, что столь высокопоставленная делегация приедет в машине с железными решетками на окнах.

Итак, мы благополучно добрались до резиденции. Духота и жарища стояли невыносимые. Нам посоветовали лечь в ванну, наполненную холодной водой. Но она только потому называлась холодной, что не была специально подогрета. А мы торопились на прием. Его в нашу честь устроили руководители штата во главе с местным премьером Десаем и губернатором. Нам сообщили, что снаружи все забито, люди сидят на улицах, площадях, тротуарах, пробиться невозможно. Они выкрикивали лозунг дружбы: «Хинди, руси, бхай, бхай!» («Индийцы и русские – братья»). Всю ночь они просидели там, а их крики мы слышали в нашем дворце. Прием пришлось отменить. Хотя мы этим были огорчены, зато получили возможность по-настоящему отдохнуть. К утру народ рассеялся, и мы приступили к выполнению намеченной программы. В моей памяти сохранился великолепный бомбейский морской аквариум. Конечно, осмотрели мы и город, проехали по его окрестностям. Но не ходили, а осматривали все из машины.

Затем туда прилетел Неру и предложил нам съездить на молочную буйволовую ферму, поскольку такой формы хозяйства у нас нет. На ферме организовали дегустацию молока. В СССР на юге есть буйволы, но это главным образом рабочий скот с низкими удоями. А в Бомбее получали приличные удои. Молоко 7 %-й жирности – это просто невероятно! Пить его в натуре даже несколько неприятно, слишком оно приторное и жирное. Там механическим способом обезжиривали его, снижая жирность до 3 %, тогда оно становилось на наш вкус привычным. Состоялась обстоятельная беседа с губернатором[308], человеком среднего возраста. Она проходила вчетвером: трое наших и он, переводчик имелся только с нашей стороны. Губернатор нам продемонстрировал, что он прогрессивный человек, с симпатией относящийся к СССР, хотя он и не был коммунистом, а принадлежал к партии Неру.

Зато премьер-министр штата Десай относился к нам враждебно, вообще был против нашего приглашения в Бомбей. Мы с ним тоже встречались, но разговоры носили чисто формальный характер. Позднее я с Десаем еще раз встречался, он оставался верен себе, своим реакционным взглядам. До сих пор лидером оппозиции тем реформам, которые старается проводить нынешний премьер-министр Индии Индира Ганди, является Десай. Мы с ним друг друга хорошо понимали, но наши позиции были абсолютно противоположными. Он твердо стоял на линии проамериканской политики и считал, что Индия должна развиваться по классической капиталистической схеме. Губернатор, я уже о нем рассказывал, занимал другую позицию. Естественно, мы к нему отнеслись с большей симпатией. На митингах и в Бомбее, и везде нас встречали с огромным подъемом. Народ в нашем лице приветствовал Советский Союз, выражая нам самые горячие чувства.