Она не была сумасшедшей, доктор особо подчеркнул этообстоятельство. В некотором смысле случившееся даже принесло ей определеннуюпользу, на какое-то время. Она вырезала из памяти ту часть своей жизни, котораядоставляла ей особенные мучения и тревоги, и похоронила ее. Все это произошлосовершенно бессознательно, может быть, спустя некоторое время после смертиматери или – как полагали и психиатр, и Тэдди – в тот самый момент, когда взале суда у Ванессы забрали ее маленькую сестренку и отдали Андреасу Арбасу.Именно тогда нервное напряжение превысило допустимые пределы, и с того самогомомента она совершенно изменилась. Врач не сомневался, что со временем онапридет в норму, но вспомнит ли то, что случилось в действительности, – наэтот вопрос у него не было ответа. Если да, то это может произойти в любоймомент: через месяц, через год, в самом конце жизни. Если же нет, то загнаннаяв глубины сознания боль каким-нибудь образом будет все время преследовать ее.Он высказался за проведение психиатрического лечения. Но особо подчеркнул, чтоне следует проявлять излишней настойчивости и ни в коем случае не следуетрассказывать Ванессе о том, каким образом погибла ее мать. Девочку следуетоставить наедине с ее погребенными воспоминаниями, и если они всплывут сами посебе, то к лучшему. Если же они не вернутся, то пусть все так и останется. Этонапоминало живую мину с часовым механизмом: в один прекрасный день она должнасработать, но вот сказать, когда это произойдет, невозможно. Психиатр надеялсяи сказал об этом собравшимся в зале суда участникам процесса, что когда ребенокпочувствует себя в безопасности, то травмированная психика расслабится вдостаточной степени, чтобы самой справиться с реальностью.

– Ей придется сделать это, – с грустью в голосесказал врач. – Такой день придет, и когда он наступит, травма можетоказаться слишком тяжелой.

Судья поинтересовался, насколько, по мнению врача, ввоспитании девочки необходимо участие женщины – своеобразная замена матери, илиже она вполне может расти и без нее.

– Совершенно обязательно! – взорвался врач. –Без женщины, которой девочка смогла бы довериться, она никогда не станет собой,не сможет вырваться из своей оболочки. Ей нужна материнская любовь.

Судья, задумавшись, прикусил губу. Тэдди ждал. Через полчасасудья огласил решение: опекунами назначались Грег и Пэтти. Грег с облегчениемвздохнул и покинул зал заседаний. Пэтти буквально парила в небесах. Она даже невзглянула на Тэдди, когда прошла мимо него, заставив Ванессу шагать передсобой. Девочка двигалась, как бездушный автомат, не глядя по сторонам, ничегоне замечая и не чувствуя. Тэдди не осмелился приблизиться к ней, не осмелилсяприкоснуться. Он не мог вынести этого зрелища. Когда он медленно спускался поступеням лестницы, ведшей из здания суда, с ним поравнялась мать.

– Мне жаль, что так вышло, Тэдди. – Голос материпрозвучал хрипловато.

Он резко повернулся и злобно посмотрел на нее.

– Ничего подобного. Ты могла мне помочь, но незахотела. Вместо этого ты позволила суду отдать ее этим двоим. – Тэддипоказал на лимузин, отъехавший от обочины, в котором от него увозили Ванессу.

– Они не причинят большего вреда, чем ей уже причинилаее собственная мать. А у тебя будет предостаточно возможности общаться сдевочкой.

Тэдди ничего не ответил, повернулся и торопливо ушел прочь.

В этот вечер он сидел дома один. Свет в комнатах не горел.Тэдди тупо смотрел в окно. Он собирался последовать примеру своего среднегобрата: придя домой, достал бутылку виски, твердо решив расправиться с ней дорассвета. Он уже одолел половину бутылки, как вдруг неожиданно раздался звонокв дверь. Он не обратил на него никакого внимания. Тэдди никого не хотел видеть.Свет в квартире не горел, поэтому никто не мог знать, что он дома. Звонок,надрываясь, звенел около пятнадцати минут. Затем кто-то начал барабанить в дверь.В дверь колотили с небольшими интервалами, наконец, до него донеслисьприглушенные крики:

– Дядя Тэдди…

Пораженный, Тэдди поставил стакан, резко вскочил, побежал кдвери и распахнул ее настежь. Перед ним стояла она, Ванесса, с бумажным пакетомв одной руке и старой куклой, которую он подарил ей несколько лет назад, –в другой.

– Что ты тут делаешь?

С минуту она молчала, затем, внезапно испугавшись чего-то,сказала:

– Я убежала.

Глядя на нее, Тэдди не знал, плакать ему или смеяться. Онистояли в потоке света, падавшего из коридора. В квартире Тэдди висела темнота.

– Заходи, поговорим. – Он отлично понимал, чтоговорить с ней не о чем, что ему придется отвезти ее обратно сразу же после ихразговора.

Словно прочитав его мысли, Ванесса скрестила руки на грудии, стоя в коридоре, решительно и упрямо заявила:

– Обратно я не вернусь.

– Это еще почему?

– Он опять напился, а она меня ненавидит.

– Ванесса… – Тэдди устало вздохнул, сожалея, чтодо ее прихода выпил полбутылки виски. Он уже не соображал с прежнейотчетливостью, но все равно был ужасно рад ее видеть. – С чего ты взяла,что она тебя ненавидит? Если б она ненавидела тебя, как ты говоришь, она несражалась бы за тебя с таким остервенением.

– Я нужна ей как вещь, – расстроено проговорилаВанесса, – как платья, как посуда, что стоит на кофейном столике, каккуклы, которые она покупает мне. Все это только вещи. И я для нее только вещь.Еще одна вещь.

Тэдди знал, что Ванесса абсолютно права, но он не могсказать этого.

– Я ненавижу их.

– Не нужно. – Он понимал, что Ванессе придетсяжить с ними долгое-долгое время. Так решил суд.

– Я не вернусь к ним.

Сверкая глазами, она посмотрела на Тэдди. Он вздохнул ивключил свет.

– Ванесса, тебе придется.

– Нет, не хочу.

– Ладно, давай обсудим это.

Тэдди нетвердо стоял на ногах и, опустившись в кресло,испытал огромное облегчение.

Ванесса же, с упрямством осла, вошедшим в поговорку,твердила свое:

– Я к ним больше не вернусь, что бы там ни было.

Тэдди погладил ее по волосам.

– Ну пожалуйста, будь разумной, ради Бога. Тут ничегоне поделаешь. Ты не можешь жить со мной, раз суд назначил опекунами их.

– Тогда я все время буду убегать от них, и они отправятменя в интернат.

Тэдди грустно улыбнулся:

– Нет, они никогда не сделают этого.

– Нет, сделают, – заявила Ванесса будничным иравнодушным тоном, – она сама так сказала.

– О Господи Иисусе! – Ради этого она забрала ее унего? Ради того, чтобы теперь пугать ее интернатом? – Послушай, Ванесса,никто никуда не собирается отправлять тебя. Но ты не можешь оставаться здесь.