ногами двигаю. Никто меня не ждёт. Ни жена, ни дети. А чарку принял – и вроде бы как парус над головой поднял. Всё на своё место стало…

Шелихов. Так с водкой к смертушке своей не идёшь, а бежишь. Наше место в жизни Господь Бог определяет.

Измайлов. Не Господь определяет, а ты, Григорий Иванович. Господь мне деньги не платит. Прости меня, Господи, за богохульство!

Шелихов. Сам водку пью и горазд понимаю, что после вахты православному человеку нельзя не выпить… Что ж, разве я против? Пейте, да дело разумейте и головы не теряйте.

Измайлов. Мы и то думаем, зачем ты себе такие права разрешил, а у нас отнял? С твоего водочного поднесения нож али стрела американская слаще, что ли, станут?

Шелихов. Иди проспись!

(Измайлов выходит. В избу входит вождь коняг Ка-тыла.)

Ка-тыла (громко). Тоён Ше-лих! Я принёс тебе шкуру бобра.

Шелихов. И чего ты за неё просишь?

Ка-тыла. Огненной воды. Водовки. Немного, как для морской птички.

Шелихов. Слава богу, птички не пьют. Водку дать не могу. Буду давать в награду только тому, кто принесёт менять на штоф не меньше двух бобровых шкур.

Ка-тыла. Ше-лих, ты хитрый и несправедливый! Ты знаешь, как редки морские бобры и как много людей и байдар нужно для охоты за ними. А шкура бобра всегда достаётся богатым, имеющим калгу-каюра – раба-гребца на байдаре. Бедному же охотнику, которому нужно самому и каюрить, и стрелку спускать, говорят: «Как ты мог убить бобра? Ты должен был каюрить».

Шелихов. Так всегда было, будет и должно быть: один гребёт и везёт, другой добычу берёт.

Ка-тыла. Кто это установил?

Шелихов. Бог!

Ка-тыла. А кто такой Бог?

Шелихов (помолчав). Тот, кто дает всё. Одним богатство, другим – бедность.

Ка-тыла. Он – несправедливый человек!

Шелихов. Он не человек. Он Бог!

Ка-тыла. Законы должны быть равны для всех.

Шелихов. Для Бога все равны. Он любит каждого по отдельности и всех сразу.

Ка-тыла. А ты можешь попросить его, твоего Бога, за меня и за моих близких? Пусть не болеют. Не умирают. И после охоты огненной воды сколько захочешь.

Шелихов. Вот привезём священника, построим церковь, где каждый сможет передать ему свою просьбу.

(Входит Наталья.)

Ка-тыла. Хозяйка! Мне понравилось, как вы держите огонь в камнях. И как ветками себя хлещете.

Наталья. Это у нас баней называется. Мы тебя научим париться с веником и горячим паром.

Ка-тыла. А после водовкой поить будете?

Наталья. Нет! После бани будем пить квас. Хочешь квасу?

Ка-тыла. Нет, я хочу огненной воды. Всего глоточек. Я вам принёс чёрный камень. Он в руках крошится. Там, за горами, в земле колошей, есть каменное чёрное дерево. Его в огонь бросишь, тепло от него лучше, чем от плавника. (Ка-тыла протянул Наталье кусок угля. Шелихов перехватил уголь, начал рассматривать.)

Шелихов. Уголь? Это земляной уголь? Ты не врёшь, Ка-тыла?! Земляное топливо. В России, на Урале и Колывани, уголь водится. На нём чугун плавят. Мы здесь сделаем печи и наплавим столько чугуна, что не надо будет из России железо везти! Ка-тыла, а золото, золотишко в этих землицах есть?

Ка-тыла. Золото? Какое оно, зо-ло-то? Его пьют, едят? Оно греет?

Шелихов. Э-эх… моржовая голова! Не понимаешь? Золото… оно жёлтое, тяжёлое, сверкающее, как солнце зимой.

Ка-тыла (пренебрежительно). Не греет?! Есть, есть и такое: жёлтое, тяжёлое и холодное. Старики говорят, раненый олень бежал, кровь терял. В землю оно попало, от холода затвердело и пожелтело. А от огненной воды я лечу быстрее орла. Ше-лих, ну хоть один глоток!

(Наталья наливает в кружку, подает Ка-тыле. Ка-тыла выпивает, замирает на минуту.)

Ка-тыла. Ты, хозяйка, наших, кто приходит со шкурами, близко не пущай. Они приходят, смотрят, где стоит охрана. С нехорошими мыслями приходят. Для них руссы были и будут врагами. Ше-лих! Ты выйди, посмотри, русы выпьют огненной воды и спят. А если ночь? Порежут, как тюленей. Хозяйка! Эту шкуру бобра я дарю тебе. Ты спасла меня. А ещё Ше-лих говорил про кровь оленей. Я нашёл у колошей в реке кусочек. Он тяжёлый, но мнётся от удара камнем. Я сделал из него кольцо. Оно у меня на груди. Возьми. Пусть оно будет у тебя и хранит от всех бед. (Снимает жёлтое кольцо и протягивает Наталье. Затем, подпрыгивая и ударяя себя в грудь, уходит.)

Наталья. Гришата! А ведь это золото! (Наталья рассматривает подаренное кольцо, следом за ней то же самое делает Шелихов.)

Шелихов. Вождь сделал тебе царский подарок. Золото и уголь в этих краях водится. Только не на островах, а в Калифорнии. Теперь я знаю, куда нам двигаться!

Наталья. Надо с этими подарками ехать в Петербург и показать их государыне.

Шелихов. Нет, надо нам добраться до Калифорнии. Ка-тыла покажет, где он всё это нашёл.

Наталья. Но там враждебные нам колоши. Сил, чтоб их одолеть, у нас, Гриш, нет.

Шелихов (со смехом). Но у нас есть огненная вода. Они за неё всё отдадут.

Наталья. Наши к выпивке привычны, но и они, нахлебавшись, в ползающих тварей превращаются. Надо что-то делать!

Шелихов. Для туземцев огненная вода – смерть! Всё! Продажи на вынос не будет. Кому выпить охота, пусть ко мне приходит. Поднесу и на счёт запишу, но не более штофа на месяц. А кто дикому водку даёт, тот на себя и товарищей нож готовит.

Наталья. Ка-тыла увидел то, к чему мы привыкли. Ты выйди и проверь караул. Кто сидит или спит. Кто спит, того плетью не поднимешь.

Шелихов. Теперя положенный на месяц водочный паёк надо увеличить. Только тем, кто с охоты возвращается. И предупредить, чтоб местных не спаивали. Узнаю, накажу! Взяла и налила! Тебя перву.

Наталья (со смехом). Тогда, Гришата, будешь спать от меня отдельно.

Шелихов. Я Ка-тылу к тебе в охрану поставлю. Он теперь твой раб до конца дней своих.

Наталья. Ка-тыла умён и наблюдателен. У него нет второго дна.

Шелихов. И откуда это в тебе? Два слова – и они возле тебя, как ручные. Ну, если б только дикие! И наши зверобои тебе в рот заглядывают.

Наталья. Вот ты крёстный отец моей помощницы Катерины. Она предлагает собрать местных и наших промысловиков, угостить их чаем с сухарями. Говорит, пусть они покажут нам свои танцы. А мы споём наши песни. Надо нам самим их к себе приучать. И не только водкой.

Шелихов. Дело глаголишь. Можно не только песни, но и сплясать. Я ещё не разучился.

(Встаёт