- Анита, - произнес он.

Я посмотрела на него, встретилась с ним взглядом. Его глазанапомнили мне глаза Натаниэля, когда я впервые его увидела. Глаза, которыестарше, чем должны были быть. Глаза, говорившие о том, что они видели кудабольше, чем многие взрослые.

- Я здесь, Питер, - отозвалась я, не зная, что еще можносказать. Я встретила его взгляд и постаралась, чтобы на лице не отражалосьтого, насколько мне больно видеть его глаза в таком состоянии. Может, они ужедавно стали такими, но благодаря моим отношениям с Натаниэлем я зналанаверняка, что означал такой взгляд на лице человека, которому еще неисполнилось двадцати.

- Я думал, что если стану заниматься с Эдуардом, тосправлюсь с этим страхом, но страх никуда не делся. Я был напуган также, как ив прошлый раз. Я словно снова стал маленьким и смотрел, как умирает мой отец.

Мне хотелось дотронуться до его плеча, взять за руку, но яне была уверена в том, что ему это необходимо, поэтому оставила руки при себе.

- Я потеряла маму, когда не было восемь. Она разбилась намашине.

Его глаза изменились, из них исчезло то жутковатоевыражение.

- Ты присутствовала при этом? Видела?

Я отрицательно покачала головой.

- Нет. Она просто уехала и больше никогда не вернулась.

- А я видел, как умер мой отец. Мне это еще долго снилось.

- И мне.

- Но ты же этого не видела. Что тебе могло сниться?

- Кое-какие родственники, с благими намерениями, разумеется,показали мне место аварии, и машину, в которой она разбилась. Мне снилось, какя дотрагиваюсь до пятен крови. - Тут я осознала, что еще никому об этом нерассказывала.

- Что? - насторожился Питер. - Что-то не так?

Я могла много чего сказать, по большей части ехидного, вродетого, что раз я говорю о смерти матери, значит, разумеется, что-то не так. Но ярешила сказать правду, которая ранила мои губы, словно осколки стекла, словнопроизнося это, я истекала кровью.

- Я просто поняла, что раньше никому об этом нерассказывала.

- Даже Мике и Натаниэлю?

Очевидно, он все же знал о том, что они оба мои бой-френды.

- Даже им.

- Мама заставила меня пройти сеанс психотерапии послеслучившегося. Я много об этом говорил.

- Донна молодец, - кивнула я.

- А твоему отцу что помешало?

Я передернула плечами.

- Вряд ли это вообще приходило ему в голову.

- Я думал, что если взгляну в лицо своим страхам, топерестану бояться. Но мне все равно стало страшно. - Он снова отвел от менявзгляд. - Я был очень напуган. - Последнюю фразу он почти прошептал.

- Я тоже, - сказала я.

Питер изумленно на меня уставился.

- Ты не выглядела испуганной.

- Так же, как и ты.

На обдумывание моего ответа ему потребовалось мгновение,после чего он улыбнулся и с удовлетворенным видом опустил взгляд, как склонныделать молодые люди. Они кажутся слишком взрослыми для подобных жестов, новыглядит это мило.

- Ты правда так думаешь?

- Питер, ты сегодня спас мне жизнь, прыгнув тогда вкоридоре. Она собиралась убить меня, едва оттащила бы меня из виду.

- Эдуард говорил, что плохие ребята стараются уволочь вас вукромное местечко, и если при этом они вам угрожают или вооружены, то скореевсего собираются убить. И если позволить им себя уволочь, то только умрешьмедленнее и мучительнее.

Я кивнула, соглашаясь.

- Я так и подумала, когда ты это сказал.

- Ты поняла.

- Я же дала тебе сигнал, припоминаешь?

Он изучающе всмотрелся в мое лицо, словно пытаясь что-то нанем вычитать.

- А ты ведь и правда подала сигнал, да?

- Мы с Эдуардом знаем много одинаковых правил.

- Он говорит, что ты думаешь также, как и он.

- Иногда, - кивнула я.

- Но не всегда, - наполовину вопросительно произнес Питер.

- Не всегда, - подтвердила я.

- Я не стану делать инъекцию, - заявил он, и голос егозвучал уверенно.

- Почему? - спросила я.

- Ты считаешь, что стоит?

- Я этого не говорила, просто хочу узнать ход твоих мыслей.

- Если мне не сделают укол и я стану тигром, что ж… этослучилось, когда я спасал тебя. Если мне не сделают укол, и я не стану тигром -хорошо. Но если мне сделают укол, а потом окажется, что тигриную ликантропию яне подцепил, то я превращусь в оборотня из-за того, что побоялся превратиться воборотня. А это звучит глупо.

- Но если ты все же ее подцепил, то инъекция предотвратитпревращение.

- Ты считаешь, что я должен согласиться на укол, -констатировал он.

- Честно? - вздохнула я.

- Честность приветствуется, - подбодрил меня он.

- Мне не понравилось, как ты сказал, что если станешьтигром, то станешь им потому, что спасал меня. Не хочу, чтобы ты думал обо мнев этом плане. Я хочу, чтобы ты был эгоистичным сукиным сыном, Питер. Хочу,чтобы ты думал о себе и только о себе. Чего ты хочешь? Что кажется тебеправильным?

- Честно? - спросил он.

- Давай честно.

- Я думал, что уже решил, но потом передумал и изменилрешение. Если бы я решил, и вакцину принесли сюда и подготовили, то я быпозволил им сделать укол. Но ее не принесут, пока я не попрошу. - Питер прикрылглаза. - Какая-то часть меня хочет позвонить маме и позволить ей решить заменя. Часть меня хочет, чтобы было кого обвинить, если все пойдет не так, номужчины так не поступают. Они решают за себя сами.

- В данном случае, да. Но не стоит настолько широкоприменять менталитет стрелка-одиночки к своей психологии.

- Почему? - спросил он, и я улыбнулась.

- Я по себе знаю, насколько тяжело быть частью пары, когдаты настолько чертовски независим. Мне пришлось научиться спрашивать мнениядругих. Во всем необходимо равновесие, вот это тебе и нужно.

- Я больше не знаю, как обрести равновесие, - сказал он, иглаза его заблестели.

- Питер, я…

- Уходи, ладно? - произнес он напряженным голосом. - Простоуйди.

Я потянулась, чтобы дотронуться до его плеча, успокоить его.Черт, хотелось бы мне вернуться назад во времени и посадить его задницу всамолет, отправить обратно домой, едва он только прибыл в Сент-Луис. Лучше бы яунизила его и отправила паковать чемоданы. Разве оскорбленное достоинство хужеэтого?