но даже его выгнал из дома и чуть не прибил… Кормить его отказался… А чем же я его буду кормить?… Вот я и взял хлеб, что он без спроса посеял на братцовой земле… Рассудите великодушно, ваше превосходительство…

– Если все это так, то ты, по моему мнению, совершенно прав; а виноват кругом Никанор… Если бы он хотел отделиться, то должен был просить об этом законным порядком: тогда бы ему и выделили узаконенную часть из всей родовой земли… А это, значит, он самоуправствовал, насильно присвоил… Каков, однако!.. Я никак не ожидал, что он такой буян…

– Буян-с, – подтвердил Харлампий Никитич, – большой буян… А все оттого, что не знает дисциплины, не учен… Его бы в военную службу, под ружье… Там бы выдержали…

– А больше оттого, – прибавил Александр Никитич, – что его вот господа побаловывают, принимают да жалуют: вот он и забрал себе в голову, что он все может делать… И отца ни во что не ставит, и знать не хочет… Сами изволите рассудить, ваше превосходительство: неужто бы я захотел обидеть, кабы видел от него почтение, кабы он был сын почтительный… А то он вот обнадеялся – и знать меня не хочет… Чуть что вздумает: я, говорит, на тебя жаловаться пойду к предводителю… Ну, поди, я говорю: я ни в чем не виноват, так и господин предводитель не захочет даром обидеть меня, бедного человека… Вот и в этом деле… Видно, вас-то не получил, что ли, дома в те поры, али уж так, что, мол, к вам надумал после идти, нажаловался господину Паленову… Ну, приехали они, покричали там на меня… Да что же?… Коли я ни в чем не виноват, так что же может мне господин Паленов сделать, хоть они и богатые люди, а я бедный человек… Коли я прав, так должен в своем стоять… Ну, покричали, постращали, да ведь что же они могли со мной сделать?… Опять же, ведь и господин Паленов хоть и богатый дворянин, да ведь не предводители же они: власти надо мной не имеют…

– Так уж Паленов и к вам приезжал?

– Как же-с… приезжали…

– И говоришь: кричал на тебя, стращал?

– Как же… И, Господи, какие были и угрозы, и крики… В Сибирь даже, что ли, стращали сослать нас с братцем… А братца так даже обидели… побили.

– Как побили?

– Да-с… обижен… Прошу защиты… Жалобу приношу… – отозвался Харлампий Никитич.

– Как?… Разве можно бить дворянина, и к тому еще заслуженного офицера… Что ж вы до сих пор не пожаловались мне?… Что вы не подали прошения?… Подайте прошение… Я готов вступиться за вас… Это моя обязанность… Я не позволю такого самоуправства в моем уезде…

– Позвольте к вам прибегнуть… Вы благородный человек… понимаете обиды.

– Подайте, подайте прошение… Как-то можно позволить… На что это похоже!

– Не оставьте… как благородный человек…

– Извольте, извольте… Я готов сделать для вас все, что могу… что от меня зависит… Я даже представлю вашу просьбу губернатору… Сейчас же, по возвращении домой, напишите и подайте мне.

– Благодарю вас… Позвольте узнать: вы, верно, служили в военной службе.

– Служил… А что?…

– Сейчас можно видеть по манерам военного человека… и по благородству чувств ваших.

– Это, мой любезный, ничего не значит… Паленов тоже служил в военной службе… Ну а ты, старик, по моему мнению, совершенно прав… и я ни к чему принуждать тебя не могу… Вижу, что твой Никанор большой негодяй и сожалею, что напрасно потревожил тебя… А чтобы в другой раз сын твой не смел привозить разбирать ваши семейные дела каких-нибудь господ, подобных Паленову, так в прошении поясните и это, что Паленов взял на себя право вмешиваться в пустое дело, кричал на вас и угрожал ссылкою в Сибирь, если вы не исполните его приказаний… Это все не худо поставить на вид… Пусть он объяснит: какое он имел право принимать на себя не принадлежащую ему власть… За это ведь строго взыскивается… Ну, прощайте… Мне больше нечего с вами делать… Завтра, если меня не будет дома, прошение можете оставить человеку…

– И насчет должности позволите надеяться?… – спросил Харлампий Никитич.

– Ах, как же, помилуйте… Почту за особенное удовольствие рекомендовать вас дворянству на выборах… – отвечал Рыбинский, с худо скрытой насмешкой. – Вам в какую должность угодно баллотироваться?…

– Желаю, если можно, в исправники или в непременные заседатели…

– А ну, что же… Очень приятно… Вы, военный человек… вероятно, очень распорядительны, следовательно, можете быть отличным исправником… Непременно, непременно… Почту за особенное удовольствие рекомендовать вас…

Харлампий Никитич вышел от предводителя с торжествующим видом. Александр Никитич был также неожиданно успокоен хорошим оборотом дела. Рыбинский со своей стороны был тоже рад новому оружию в своих руках против Паленова. Он теперь был совершенно уверен в победе над ним.

VIII

Рыбинский теперь задумал приготовить и возбудить общественное мнение дворян против Паленова и против распоряжений губернатора, как бы посягающих на достоинство дворянского представителя. С этой целью он в тот же день поехал сделать визиты некоторым дворянам, своим сторонникам. Все, кому он ни рассказывал о поступке Паленова, возмущались против него, а еще более против распоряжений губернатора и выражали готовность защищать, если потребуется, своего предводителя. Рыбинский, впрочем, никого не просил об этой защите и держал себя по-прежнему с достоинством, а представлял все это, как обстоятельство немножко забавное, немножко возмутительное; он просил только обратить внимание, как он сконфузит своих врагов и разобьет все их замыслы.

Между прочим он надумал заехать к Карееву, который считался в уезде за очень умного человека и которого вследствие этого Рыбинскому хотелось привлечь на свою сторону. Он застал у него Тарханова, который уже начал приводить в действие свое весьма выгодное коммерческое предприятие: что-то такое покупал, что-то продавал, что-то строил и беспрестанно брал у Кареева деньги, обольщал огромными барышами в будущем. Всеотрицающий, но тем не менее суетный и мелочно-самолюбивый Аркадий Николаич внутренне был очень доволен приездом предводителя, который до сих пор еще не бывал у него, хотя наружно, разумеется, старался сохранить совершенное спокойствие и даже равнодушие к такой неожиданной чести. Поговоривши о том о сем, отчасти и поспоривши, Рыбинский вдруг спросил Кареева:

– Скажите, пожалуйста: вы здесь единственный человек развитый и современный… как вы понимаете Паленова?… Вы к нему, кажется, очень близки и коротко с ним знакомы… Я здесь слышу о нем весьма различные мнения; но большинство считает его человеком большого ума и громадной учености… как вы?

– Вы хотите моего откровенного