– Так уж и неспособный? – заворчал Книжник.

– Ты – лишь досадное исключение, – отмахнулся Ловец. – А большинство беззащитны, как только что вылупившиеся птенцы. Да, как птенцы. Но и убить их в открытую нельзя. Понимаешь? Богоборцы хранят свое существование в тайне. Они, как мне кажется, лишь сеть соглядатаев. Когда обнаруживают жертву, дается приказ посредникам, причем сами посредники не знают, от кого он пришел. Но чтобы сделать все тихо и чисто, нужен мастер.

– Такой, как ты? – спросил Егерь.

– Ты тоже сгодился бы.

– Но к чему это? – Книжник недоуменно нахмурился. – Тайны всякие…

– А ты посмотри, после падения первой Империи у каждого князя появился свой тайный сыск. Простые убийства рано или поздно привлекли бы внимание. Князья начали бы интересоваться, кто устраняет грамотеев. А там и до причины добрались бы. И как знать, не взбредет ли кому в голову, что вера в высшие существа гораздо лучше держит подданных в узде, чем все рати княжества. Убрать даже простого боярина – это уже задачка сложнее. Да, в десятки раз сложнее. И внимания привлечет это больше. Снежный ком получается, понимаете?

– Понимаем, понимаем. Выкладывай, к чему ведешь.

– А чего тут уже выкладывать? Я делал так, чтобы человек исчез. Не умер, а пропал из поля зрения богоборцев. Объяснял, что нельзя делать, что говорить. А запрещенную книгу приносил нанимателю как подтверждение того, что жертва мертва. Почему-то богоборцы и их посредники уверены, что такие книги – самое дорогое, что есть у грамотея. Так и получалось: и человек спасен, и наниматель доволен, и я при деньгах.

– Странно, – пробормотал Барчук. – А знаешь, дядя Ловец, после такого задания я бы и тебя попытался убить на месте богоборцев. Вдруг и ты заглянул в книгу?

Я заметил уважительный взгляд, который Егерь бросил на моего ученика. Если подумать, то присягал он, кстати, острожскому князю, последний наследник которого – мой ученик. Стало интересно: пожелай я противостоять Империи, опираясь на наследственные права моих учеников, – пошел бы за мной ученик Охотника?

– Я же читать не умею, – рассмеялся Ловец. – Про то все знают. Да и не задерживался долго на одном месте.

– В голове не укладывается, – вдруг произнес Зануда. – Княжество из-за книги…

– Ты же сам это предположил, – заметил Книжник. – Книга – это идея, а идея иногда сильнее любых армий.

– А ты думал, как погиб твой отец? – Ученик Дервиша произнес это еле слышно. По всему видно, вырвалось само. Но Зануда услышал.

– Что ты знаешь?! – воскликнул он.

– У него были запрещенные книги, и не одна. – Схимник не стал отпираться. – Сперва кто-то подстроил так, чтобы его сослали в Тихую Замуть. А дальше и делать ничего не надо. В этом городишке…

– Это было восстание! Бунт! Отца убили случайно!

– А убийц, вместо того чтобы вздернуть в назидание прочим, вскоре выпустили на свободу. Да, выпустили. Только мне это кажется странным? Ты сейчас жив лишь потому, что никто не мог предположить, что в том возрасте отец уже научил тебя читать. Хочешь узнать, кто все подстроил? Найди того, кому достался ваш дом, и главное – книги.

– Найти, – процедил сквозь зубы Зануда. Его ладонь сжала рукоять ножа так, что побелели костяшки пальцев. – Богоборцы.

– Брат, успокойся. – Барчук сунулся было к нему и отпрянул, натолкнувшись на взгляд, полный ярости.

Зануда резко развернулся и вышел из комнаты.

– Учитель! – воскликнула Бешеная. – Останови его.

– Как? – Я развел руками. – Ему сейчас не я нужен. Он слишком сильно любил своего отца. Рана никак не затянется. Я думал, все кончилось, когда он прирезал тех троих.

Дочь воеводы вскочила и бросилась вслед за ушедшим.

– Зря я, наверно, это сказал. Прости, Искатель. – Ловец потупился.

– Нет, все правильно, – печально ответил я. – Ему надо научиться жить с этим. Найти наконец покой. Бешеная уже один раз помогла ему. Иногда нужна не мудрость, а простое человеческое участие. Егерь, чего там в твоей книге такого, из-за чего могли уничтожить целое княжество и даже воспоминания о нем?

Не скажу, что в тот момент меня интересовало именно это. Хотелось последовать за Бешеной, найти своего ученика. Слишком внезапно настал переломный момент. Жизнь вытолкнула Зануду на распутье. И только он мог решить сейчас, посвятить себя мести, охоте за неуловимыми богоборцами – или продолжить путь схимы. Сам, без меня.

– Старая книга, – ответил Егерь. – Я ее особо не читал. Просматривал. Странно, только писал ее священник, сочувствующий богоборцам. Вначале он описывает все пороки духовенства: ложь, лицемерие, стремление к роскоши. На словах они вроде бы проповедовали любовь, всепрощение, скромность в желаниях. А на деле копили богатства, драли с тех, кто верил им, по три шкуры, развязывали войны с теми, кто поклонялся другим богам. А уж потом идет описание самой войны. Только летоисчисление непонятное. До первой Империи оно ведь в каждом княжестве свое было. Так что узнать, когда точно это все происходило, я так и не смог.

– Выводок Охотника, – задумчиво промолвил я. – А кто еще знает об этой книге?

– Никто. Я ее хранил как память о прошлом. Понимал, что она опасна, потому никому не показывал. Просто сейчас разгорелся спор из-за богоборцев, вот я и решил, что книга может пролить свет…

– Бродяга! – воскликнул я.

– Что? – не понял Егерь.

– Мы должны показать эту книгу твоему брату! Возможно, это то, чего ему не хватало.

– Для чего?

– Долго объяснять, – отмахнулся я. – Пусть он сам расскажет.

– И где мы его найдем?

– На чердаке, – усмехнулся я.

Он лежал ничком, и со стороны казалось, спал. Вот только огромная бурая лужа под ним и запах крови, бьющий в нос, говорили, что это не так. Мухи уже успели слететься и сейчас кружились над телом. В руке Бродяга продолжал сжимать саблю, и на лезвии я заметил неширокую кровавую полосу. Ученик Охотника задел своего убийцу.

– Как же так? – потерянно пробормотал Егерь.

– Похоже, на галере, которая отходит завтра, освободилось место.

Не зря, выходит, самый загадочный схимник из нашего поколения точил оружие. Даже Малышка не услышала звуков боя. Больше никогда Бродяга не вернется в степь. И Ловцу не с кем соперничать за влияние. Странные чувства я испытывал. Горя не было – я ведь не знал Бродягу достаточно хорошо, чтобы его уход стал настоящей потерей. Была досада. Кем бы ни оказался убийца, наглости ему не занимать. Все ведь происходило у нас под носом.

Я подошел к телу и перевернул его на спину. Сзади услышал испуганный вскрик Малышки. Барчук еле слышно выругался. Не знаю, может быть, существуют страны, где все по-другому, а у нас к смерти привыкают с детства. Все мы росли во времена войны княжеств. Труп с перерезанным горлом – обычная вещь. Но над Бродягой поработали основательнее. Кроме уже знакомого мне по описаниям следа от сабельного удара на шее брюхо его оказалось вспорото от паха до солнечного сплетения. Внутренности вырваны. Теперь я легко заметил их в одной из куч строительного мусора. Конечно, даже схимник мог прожить в таком состоянии не так уж долго.