ему удалось лишь отсрочить неизбежное. Президент в конце концов уступил давлению республиканских сенаторов и позволил Скотту уйти в отставку с 1 ноября «по состоянию здоровья». На посту главнокомандующего его сменил Макклеллан, которого Линкольн предупредил о том, что совмещение постов главнокомандующего и командира Потомакской армии наложит на него «двойную ответственность». «Я справлюсь с обеими задачами», — отвечал Макклеллан[698].

Сенаторы способствовали отставке Скотта, так как Макклеллан убедил их, что «старый генерал» во многом ответственен за бездействие армии. Когда Макклеллан впервые прибыл в Вашингтон, он выражал намерение «провести масштабную операцию и покончить с мятежниками в течение одной кампании»[699]. Республиканцы были в восторге, однако вскоре Макклеллан стал выражать опасения, что Борегар во главе огромной армии вот-вот начнет наступление, чтобы разгромить его самого. В слова и поступки Макклеллана стала проникать невиданная доселе неуверенность, хотя он по-прежнему думал о себе как о божьем избраннике, призванном спасти республику. Первые признаки этого проявились в хронической склонности переоценивать силу врага и использовать это для оправдания собственной пассивности. В октябре в распоряжении Макклеллана было 120 тысяч человек, тогда как у Борегара и Джонстона около Манассаса и в нем самом — всего лишь 45 тысяч. Однако Макклеллан предпочитал верить, что армия врага насчитывает 150 тысяч и готовится атаковать[700].

Конфедераты выдвинули вперед пикеты, которые можно было видеть из Вашингтона невооруженным глазом. Также они установили артиллерийские батареи в нижнем течении Потомака, чтобы препятствовать речному сообщению со столицей Союза. В конце сентября южане отошли с неукрепленной позиции на Мансонс-Хилл в нескольких милях к юго-западу от Вашингтона. Когда федералы заняли холм, то вместо огромного парка орудий, который они ожидали там увидеть, их глазам предстал бревенчатый макет пушки. Конфуз Макклеллана, связанный с этой «квакерской пушкой»[701], поставил под сомнение его отчеты о превосходстве сил противника. Терпение северян, видевших бездействие своих войск против дерзких мятежников, готово было лопнуть. Инцидент с макетом пушки положил предел безоговорочной поддержке и всеобщему обожанию Макклеллана. Заканчивались последние теплые и сухие дни октября, а Потомакская армия по-прежнему не переходила в наступление. Некоторые республиканцы стали подозревать Макклеллана в некомпетентности и даже в нелояльности Союзу. Ежедневное телеграфное сообщение: «Вдоль Потомака без перемен» стало восприниматься как насмешка над Макклелланом. «Молодой Наполеон падает вниз столь же стремительно, сколь и вознесся», — писал республиканец из Индианы, наблюдавший перемены общественного мнения. В ноябре Лаймен Трамбл сказал, что, если армия Макклеллана отойдет на зимние квартиры, так и не дав сражения, он очень опасается, что результатом будет признание Конфедерации иностранными державами [и] деморализация нашего населения: «Действие, действие — вот то, чего мы хотим и что обязаны совершить»[702].

21 октября тишина на Потомаке была на время нарушена, но не так, как того хотели северяне. Мятежники удерживали городок Лисберг (Виргиния) в сорока милях от Вашингтона вверх по течению реки. Рассчитывая выбить их оттуда, Макклеллан приказал генералу Чарльзу Стоуну провести «легкую демонстрацию» на мэрилендском берегу реки, пока другие полки армии Союза пройдут вверх по виргинскому берегу реки, создав угрозу флангу конфедератов. Стоун поручил эту операцию полковнику Эдварду Бейкеру, бывшему политику из Иллинойса и старому другу Линкольна, назвавшему своего второго сына в честь президента. Бейкер переправил через реку большую часть своей бригады, и там она неожиданно столкнулась с бригадой конфедератов, дислоцированной в лесу над стофутовым обрывом Боллс-Блафф. Бейкер и его солдаты, не имевшие никакого боевого опыта, заняли крайне неудачные позиции. После оживленной перестрелки, в которой Бейкер погиб, конфедераты сбросили беспорядочно отступавших янки с обрыва в реку, где утонули те, кому удалось избежать пуль. Свыше половины из 1700 солдат Бейкера были убиты, ранены или захвачены в плен.

Это позорное поражение заставило Линкольна скорбеть о гибели друга, а раздраженных республиканцев — искать козла отпущения. Собравшись в декабре, Конгресс учредил объединенный комитет по ведению войны для расследования причин поражений при Боллс-Блаффе и Булл-Ране. Комитет возглавил Бенджамин Уэйд, а преобладали в нем радикальные республиканцы. Недовольные проклинали комитет за «якобинство» и шельмование генералов из числа демократов, а защитники восхваляли за нетерпимость к бездействию и коррупции в армии. Правы были и те и другие[703]. В начале своей деятельности комитет и в самом деле выступил неким аналогом «Звездной палаты»[704]. Первой жертвой комитета стал генерал Стоун. Этот офицер приобрел репутацию сторонника рабства после полемики с губернатором Массачусетса Эндрю по поводу выдачи хозяевам беглых рабов, которые укрывались в расположении массачусетских полков, находившихся под командованием Стоуна. Несколько свидетелей, вызванных в комитет, сбивчиво рассказали о якобы имевших место контактах Стоуна с офицерами южан. Эти свидетельства позволяли обвинить Стоуна в измене, и комитет подозревал его в том, что он намеренно послал своих людей на верную гибель; генералу не дали возможности опровергнуть обвинения или хотя бы ознакомиться с показаниями свидетелей. Макклеллан, какое-то время пытавшийся защитить своего подчиненного, вскоре понял, что основной мишенью комитета был не Стоун, а он сам. Когда Макклеллану поступило очередное сомнительное свидетельство переговоров Стоуна с южанами, он направил его военному министру Стэнтону, который приказал арестовать Стоуна. В течение шести месяцев неудачливый (и, вероятно, невиновный) генерал томился в стенах форта Лафайет. Против него так и не было выдвинуто никаких официальных обвинений. В конце концов его выпустили и определили на незначительный командный пост; с карьерой было покончено[705].

Отправил ли Макклеллан Стоуна на заклание ради самозащиты или нет[706], но к концу 1861 года его с головой накрыла политическая волна. Макклеллан был демократом. Некоторые из его ближайших довоенных друзей-сослуживцев были южанами, включая Джозефа Джонстона, чью армию при Манассасе Макклеллан, как поговаривали, вовсе не стремился атаковать. Хотя Макклеллан и не был приверженцем рабства, аболиционисты ему нравились и того меньше. У него были связи с нью-йоркскими демократами, которые начали говорить о нем как о будущем кандидате в президенты. Одному из этих демократов Макклеллан писал в ноябре: «Помогите мне защититься от ниггеров — я не хочу иметь ничего общего с ними. Лично я сражаюсь за сохранение целостности Союза… Для достижения этой цели не обязательно приплетать проблемы негров»[707].

В то время Линкольн соглашался с этими представлениями о целях войны. Президент употребил все свое влияние, чтобы оградить Макклеллана от нарастающей критики. «Я намерен быть последовательным и делать свою работу наилучшим образом, — говорил Линкольну главнокомандующий. — Единственное, о чем я прошу вас, — не позволяйте им торопить меня». «Поступайте, как считаете нужным», — отвечал Линкольн. Президент стал брать книги по военному делу в библиотеке Конгресса