непосредственное восприятие божественной Основы, ни в коей мере не являются существенной частью этого ощущения. Многие мистики с сожалением отмечали, что подобное – признак не божественной благодати, а телесной слабости. По словам де Кондрена, левитировать, впадать в транс, терять сознание – это «животное, плотское восприятие священного послания Господа».

Святой Франциск Сальский говорил: «Один грамм очищающей благодати дороже центнера тех милостей, которые теологи именуют безвозмездными и к которым относится дар творить чудеса. Можно обладать таким даром и при этом быть отъявленным грешником; вдобавок эти милости не являются обязательным условием спасения души.

Жан-Пьер Камю

Суфии признают чудеса «занавесом», за которым душа прячется от Бога. Наставники индийской духовности говорят своим ученикам, чтобы те не обращали внимания на сиддхи, или психические силы, которые могут прийти к ним непрошенными – как побочные плоды сосредоточенного созерцания. Наставники предупреждают, что лелеяние этих сил отвлекает душу от Реальности и воздвигает непреодолимые препятствия на пути к просветлению и освобождению. Подобной точки зрения придерживаются и лучшие буддистские учителя, а в одной из священных книг Палийского канона приводится показательно сухой комментарий Будды по поводу удивительного дара левитации, продемонстрированного одним из учеников. Будда сказал: «Это деяние не обратит неверующих и не даст никаких преимуществ уже обращенным», после чего вернулся к беседе об освобождении[606].

Поскольку рационалисты ничего не знают о духовности и считают материальный мир и свои представления о нем единственно важными, им очень хочется убедить себя и других, что чудес нет и быть не может. А толкователи Вечной Философии, знакомые с духовной жизнью и с порождаемыми ею побочными явлениями, убеждены в том, что чудеса вправду случаются, но считают их незначительными, по большей части негативными и антидуховными событиями.

Чудеса, которые в настоящее время пользуются наибольшим спросом и постоянно совершаются, относятся к области психического исцеления. В Евангелиях ясно указано, при каких обстоятельствах и до какой степени можно применять способности к психическому исцелению: «Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи?»[607] Если человек способен «прощать грехи», он вправе воспользоваться своим даром исцеления. Но полностью прощать грехи может только тот, «кто учит, как власть имеющий»[608], будучи бескорыстным проводником божественного Духа. Теоцентричные святые вызывают у обычных, «невозрожденных» человеческих существ любовь и благоговейный ужас; людям хочется быть к ним ближе, но сама их святость вынуждает людей говорить: «Выйди от меня, потому что я человек грешный»[609]. Святость теоцентричного святого позволяет ему прощать грехи тех, кто рядом, и в итоге они обретают возможность начать все сначала, принять последствия своих прошлых проступков (поскольку такие последствия, конечно же, имеются) с обновленным духом, нейтрализовать зло и даже преобразить его в добро. Менее идеальное прощение грехов может быть даровано теми, кто сам не обладает выдающейся святостью, но имеет основания говорить от лица учреждения, которое грешник считает проводником сверхъестественной благодати. В этом случае между непреображенной душой и божественным Духом устанавливается косвенная связь в воображении грешника.

Святые, будучи бескорыстными проводниками Духа, могут совершенно спокойно заниматься психическим врачеванием; они будут знать, когда больной готов принять прощение грехов вместе с исцелением тела. Те, кто не обладает святостью, но может прощать грехи в силу своей принадлежности к учреждению, которое считается проводником благодати, также могут заниматься врачеванием с уверенностью, что не причинят больше вреда, чем пользы. Но, к сожалению, некоторым людям способность к психическому врачеванию дается от рождения, а другие способны развить ее, не приобретая при этом ни малейшей святости. («Можно обладать таким даром и при этом быть отъявленным грешником».) Подобные люди безудержно используют свои способности ради заработка либо ради тщеславия. Зачастую они достигают поразительных результатов, но, лишенные способности отпускать грехи, даже не понимая психических обстоятельств или причин болезни, которую чудесным образом изгнали из тела, они оставляют душу опустошенной и готовой принять семь других дьяволов[610], каждый из которых хуже изгнанного.

Глава 24

Ритуал, символ, таинство

Яджнявалкья, – сказал он, – все это объято смертью, все подвержено смерти. Как может приносящий жертву полностью освободиться от объятий смерти?» [Яджнявалкья ответил]: «С помощью жреца хотара, огня, речи. Поистине, речь – хотар жертвы. Эта речь – то же, что и огонь; этот [огонь] – хотар, это – освобождение, это – полное освобождение[611].

«Брихадаранъяка-упанишада»

Иными словами, ритуалы, таинства и церемониалы приносят пользу до тех пор, пока напоминают участникам об истинной Природе Вещей и о том, какую связь с миром и его божественной Основой они могут и должны (покорившись имманентному и трансцендентальному Духу) установить в действительности. Теоретически, любой ритуал или таинство приносят пользу при условии, что символизируемый объект непременно является неким проявлением божественной Реальности, а связь между символом и фактом четко обозначена и постоянна. Точно так же можно сказать, что любой язык теоретически ничуть не хуже любого другого. Человеческие ощущения возможно полноценно передать по-китайски, по-английски или по-французски. Но на практике китайский лучше всего подходит тем, кто вырос в Китае, английский – тем, кто вырос в Великобритании, а французский – тем, кто вырос во Франции. Разумеется, разобраться в ритуале и понять его смысл гораздо легче, чем овладеть тонкостями иностранного языка. Тем не менее справедливое для языка в значительной степени верно и для ритуала. Ибо людям, которые привыкли думать о Боге с опорой на определенный набор символов, очень трудно начать думать о Нем посредством других, «посторонних», если угодно, слов, церемоний и образов.

Если кто-то, Субхути, скажет, что наивысшее Просветление воистину постигнуто Истинносущим, Достойным [нирваны], Совершенно Просветленным, то тот скажет неверно, тот взирал на меня, не воспринимая сути. Почему так? Нет, Субхути, никакого Учения, которое бы Истинносущий воистину постиг как наивысшее Просветление. И еще, Субхути, Учение, которое Истинносущий воистину постиг и которому учил, не является здесь [в миру] ни истиной, ни ложью. Поэтому Истинносущий проповедовал, что «все Законоучения суть Законоучения Просветленного». Почему же? Субхути, о «всех Законах» Истинносущий проповедовал как о не-Законах. Поэтому и сказано, что «все Законы суть Законы Просветленного.

«Алмазная сутра»

При всей своей многозначности и полной несхожести с излагаемыми фактами слова все-таки остаются наиболее надежными и точными среди наших символов. Всякий раз, когда нам хочется подробно изложить факты или идеи, приходится обращаться к словам. Церемония, резное или нарисованное изображение могут содержать в себе более глубокий смысл и передавать больше оттенков этого смысла, чем словесная формула; но, скорее всего, они передадут эти оттенки