дела в окружающем мире наперекосяк идут. А когда наперекосяк, то либо — либо. Наперекосяк долго не бывает.

— Если бы только в окружающем, — хмуро буркнул Василий.

— Имеется в виду, во всем мире, а не в нашей окрестности, — согласился хозяин.

— Про брата моего слыхал чего-нибудь? Про Ивана?

— Викентич сказывал, что убили его. А что и как — не в курсе. Но видать его, видал. Ране еще, до того. Когда он по неосторожности, видать, на то самое место вышел, где конвой сгиб и золото закопали. Но сам копать и отыскивать не стал. Прочел надпись на кресте, посидел ночь, подумал хорошенько и назад пошел. Сразу видать — правильной души человек.

— Какую надпись? — не выдержала Маша.

— Сейчас сказывать не буду, при случае само обозначится. А крест мне пришлось на другое место переносить. Примета слишком заметная.

— Больше туда не наведывался? — не отставал Василий.

— Опасался. Больно народ нехороший стал вокруг тех мест шарашиться. Потом с Викентием беда приключилась. Получается, правильно Иннокентий и бабоньки наши место схрона переменили. Теперь, врать не буду, окромя меня одного, никто его не сыщет. Баба Варя его уже сто лет как позабыла. Да и я, в случае чего, напрочь не вспомню.

— Это хорошо! — согласился Зарубин. — Именно так и требуется, пока все в нужном направлении не повернется. Так что, уважаемый Герой России, вот вам налицо вся здешняя диспозиция. Предупреди своих друзей, чтобы не тратили зря времени и возвращайся с ними в поселок. Не факт, что вертолет застрял на Убиенке надолго. Сведения о золоте им, судя по всему, вполне достоверные достались. Поймут — если поймут — что на вашем бывшем участке им ничего не светит, кинутся прочесывать все подряд, вдоль и поперек. Могут сюда наведаться. Сам понимаешь, нежелательно. Чревато и для них, и для нас большими неприятностями.

— Для них! — сказал Василий, вставая. — Только для них. Даю слово. Мне бы сейчас только про Ивана разузнать. Зацепка имеется. Так что я сейчас туда, а потом будем посмотреть. Как говорил наш старлей, ситуация обязана в корне перемениться.

— Сейчас пойдешь? — поднялся и хозяин.

— Сейчас. Гроза вроде стихла.

— Провожу маленько. До хребтика. А там рукой подать. Да и светать вот-вот начнет.

Поленька как-то нерешительно подошла к брату, но вдруг качнулась и прильнула к нему всем телом, обхватила руками.

— Я сон видела, — прошептала она. Ванечка наш вон там на пороге стал и улыбается, словно войти хочет и не решится никак. Зову: «Братик, братик, заходи». А он только улыбается. Помнишь, как он хорошо улыбается? Потом ты пришел. Он знал, что ты придешь.

— Конечно, знал. Как я мог не прийти? Дождись. Потом будем решать — оставаться или подаваться. Я ни тебя, ни мать больше одних не оставлю.

Он хотел еще сказать про Любашу, но не стал — сердце защемило. Как она там одна? Ни защиты, ни опоры. Кинуть камень каждый второй рад будет. А кое-кто и со свету сжить захочет.

Погладив Поленьку по голове, по-военному поклонился остальным и шагнул к двери. Остановил голос Зарубина:

— У Ермакова рация имеется. В случае чего давайте знать. В десять, в час и в шесть буду на связи.

Василий согласно кивнул и вышел. Хозяин таежной деревеньки вышел за ним. Жеребенок затоптался на месте, словно тоже хотел податься следом. Маша, стоявшая рядом, удерживая, обхватила его за шею и, наклонившись к уху, что-то зашептала. Старуха трижды перекрестила закрывшуюся дверь.

* * *

К обездвиженному вертолету, в пойме небольшой, впадавшей в Убиенку речушки, Домнич с подраненным проценковским наймитом добрались только к вечеру следующего дня. Вконец обессилевший, раненый рухнул у горевшего на берегу озера костра, у которого кроме экипажа вертолета собрались остальные потерпевшие. А довольно бодрый, но донельзя злой и раздраженный Домнич, не отвечая на расспросы, подошел к груде выгруженного из вертолета груза, разыскал среди выложенной на брезент еды водку, хлеб, колбасу, сделал прямо из бутылки несколько жадных глотков, поперхнулся, закашлялся и лишь потом заорал в полный голос:

— Финита ля комедия! Обосрались на ровном месте. Герой России приближается к триумфальному финалу, а мы задницы на солнышке греем, пьяных ежиков пасем. За помощь и спасение отдельное вам спасибо. Мы с Валерием батьковичем дожидаться устали. Прикидывали, кого первого сожрем, если живы будем.

— Сколько им до места добираться? — спросил подошедший к нему от костра Проценко.

— Учитывая, что девка с ним живая и здоровая, дня за два достигнут запросто. Один день уже, можно считать, позади, второй — четкий дуплет по нашим рокфелеровским планам. Делать нечего, как говорится. На этот случай имеется подходящая ария главного героя знаменитой оперетты.

Он еще раз откашлялся и попытался запеть:

— Чем-то странным и внезапным я смущен, оказалось все напрасно — я смешон… Но! Смешон не в одиночестве. Все вы, дорогие соратники, помошнички, руководители и прихлебатели смешны еще больше. Вот какая сука его развязать сообразила?! Поэтому имеем то, что имеем.

— Не выступай, а помолись, что живой остался. Откуда мы знать могли, что ты из Убиенки вынырнешь? За помин твоей и его вот души по стопорю приняли. Все как положено! — прикрикнул на размахивающего руками зятя старик Шабалин. — Оставил бы девку в покое, купаться бы не пришлось.

— Она бы нас оставила в покое? Или батя ее? А молиться на том свете будем, когда сальдо-бульдо подведем. И вообще, разговор на эту тему портит нервную систему. Поэтому вам — как желается, а я к цивилизации двинул. Пешедралом. Налегке, за те же два дня, запросто. Пока бывшая женушка оставшееся имущество не приватизировала. А вы дальше загорайте. Помощь, как я вижу, не спешит.

— Рация накрылась, — пробурчал подошедший Чикин. — Я, если не возражаешь, с тобой двину. Поселок без милицейского догляда не поселок, а бардак. Наш особенно. Жар-птички — они в основном в сказках, а здесь имеем то, что имеем.

— Двигайте, — спокойно согласился Проценко и направился к возившимся у вертолета членам экипажа.

— Командир, как там у вас, не пора?

— Попробуем запустить, — не сразу ответил тот. — Перекреститесь все разом и сплюньте в сторону, от воды подальше.