– По обстоятельствам, – моя ответная улыбка вышла очень невеселой, и «Карающий» вздохнул.

– Не беспокойся, раз мне не грозит стать нежитью, то до Римлона я точно продержусь, – а потом он на миг прикрыл глаза и тихо добавил, – там до нашего имения рукой подать – может, братьев увижу.

Не зная, что сказать в утешение, я просто огладила Морида по здоровому плечу, а он вновь заговорил – устало, едва слышно:

– Знаешь, когда я понял, что от Киреи совсем ничего не осталось? Когда тварь эта паскудная о желаниях заговорила… Моя настоящая сестра знала, чего я действительно хочу, а эта подделка даже не помянула об этом. Кирк, самый младший, оглох, когда ему всего пять лет было. Он сметливый парень, а потому и сам говорит, и по губам читать умеет, но я бы многое отдал, чтоб он снова начал слышать…

Не в силах ничего сказать, я лишь молча кивнула, а когда Морид, перехватив мою ладонь, сжал ее в своей, не поспешила отдергивать руку.

…Стены Римлона появились перед нашим отрядом через неделю – дорога в это святилище Милостивой была самой обычной – протоптанной ногами паломников и страждущих, а сам храм располагался в лесу. Воцарившиеся в последние дни заморозки заставили деревья сбросить остатки листвы, и теперь голые ветви растущих вокруг святилища кленов казались протянутыми в мольбе руками. Внешние стены храма были ниже и грубее, чем в Мэлдине и Дельконе, к тому же их не красили в традиционный белый, и теперь шершавый красноватый камень стал единственным ярким пятном в скованном заморозками лесу.

Остановив лошадь, я молча смотрела на Римлон, гадая, что нас ждет за его стенами, а Морид, очнувшись от болезненной дремы, прошептал у меня за плечом:

– Вот и добрались, – горячий из-за снедающей «Карающего» лихорадки выдох поколебал прядку возле уха, и я, поправив волосы, направила коня к воротам святилища. Рука Морида тут же легла мне на пояс, но это движение уже стало привычным, ведь большую часть пути мы проделали именно так. Слишком слабый для того, чтобы держаться в седле самостоятельно, «Карающий» сидел позади – иногда давал советы касательно дороги, но чаше просто дремал, уронив темноволосую голову мне на плечо и сомкнув руки на талии.

За эти дни Морид сильно сдал – он истаивал буквально на глазах, потеряв за неделю едва ли не четверть своего веса, а укус твари на его шее окончательно превратился в гнилостную язву. В довершение всех бед, с «Карающего» начала слазить кожа, и теперь уродливые струпья покрывали его лицо, руки и грудь. Мои настойки и наговоры давали Мориду лишь краткосрочное облегчение, а потом насланная демоном болезнь начинала пожирать его с удвоенной скоростью – всего за пару часов она сводила на нет все мои усилия.

Отчаявшись, я стала вливать в «Карающего» собственные жизненные токи, но такому лечению уже воспротивился он сам. Вызнав у Мирны, что именно я делаю, Морид во время очередной перевязки перехватил мою руку и сказал:

– Прекрати попусту переводить силы, жрица. Это приказ.

– Да? И с каких это пор «Карающие» стали отдавать приказы служительницам Милостивой? – я попыталась выдернуть руку, но Морид лишь крепче сомкнул обвитые льняными бинтам пальцы.

– Перестань. Тебе еще детей рожать.

– С чего ты это взял? – замечание «Карающего» словно шип под сердце вогнало. Я отвернулась, смаргивая непрошеные слезы, а мой обидчик неожиданно мягко заметил.

– Я же вижу, как ты на Рудану смотришь – не ослеп еще… А гробить свою жизнь заодно с моей не стоит – легче от этого все одно не станет.

…В этом был весь Морид – легко уступающий в малом, но при этом непоколебимый, как скала, в уже принятом решении. Опеку, которая казалось чрезмерной, он и вовсе отвергал, да еще и стыдил нас с Мирной за то, что цепляемся к нему, честному человеку, с непонятными намерениями. И куда только Малика смотрит?

Мирна от таких отповедей краснела словно маков цвет, я – просто сердилась, но «Карающий» все одно оставался при своем, и, положа руку на сердце, понять его было несложно. Еще совсем недавно полному сил, спокойно командующему делами на заставе воину было тяжко смириться с собственной беспомощностью и тем, что даже в мелочах ему теперь приходилось полагаться на нас, ведь порою у него не хватало сил даже для того, чтобы удержать в разъедаемых болезнью пальцах кружку. И хотя его недовольство выражалось не в озлобленности, а в полушутливом ворчании, мне от его подколок становилось только горше. Мирна же, напротив, испытывала облегчение, когда ее услуги отвергались – на раны Морида она смотрела с плохо скрытым ужасом, и, очевидно, действительно опасалась того, что «Карающий» может обратиться в какую-нибудь нежить.

Самой же младшей нашей спутнице все было нипочем – Рудана чувствовала себя вырвавшейся на волю пташкой. Девочка ничего не боялась, и радовалась как самому путешествию, так и любым, подмеченным в дороге мелочам, будь то ярко-алые ягоды рябины, скачущая по ветвям белка или встреченный нами на лесной тропе заяц-русак.

Поскольку проходящий мимо Римлона торговый тракт делал приличный крюк в сторону, хорошо знающий эти места Морид предложил ехать напрямик – по едва заметным тропам. Так мы и поступили – на привалах варили похлебку из захваченных бережливой Мирной припасов, спали в лесу, у костра, тесно прижавшись друг к другу на подстилке из собранного лапника.

«Карающий» проявил характер и здесь: в первую такую же ночевку он возжелал спать отдельно от нас, с другой стороны костра – мол, от него из-за укуса твари несет, как от покойника. Спорить с Моридом оказалось бесполезно – он таки настоял на отдельном месте для себя, но ночью, я, проснувшись, увидела в тусклом свете от постепенно затухающего костра, что «Карающего» просто трясет от холода. Зубы Морида выбивали настоящую дробь, и я, решив положить конец этому самоистязанию, подбросила в костер хвороста и без лишних слов перебралась под плащ к «Карающему», прижалась к нему всем телом, норовя согреть, и тут же получила сердитое:

– Марш отсюда – пожалей мою честь!

– Я на нее и не покушаюсь.

– Ты меня ее лишаешь! – немедля возмутился Морид и грубо добавил, – Провести ночь рядом с молодой, симпатичной женщиной и не переспать с ней – да меня на заставе все ратники засмеют!

– А мы им ничего не скажем, – заговорщицки ответила я, еще теснее прижимаясь к нему под плащом. На бабника Морид не походил ни речами, ни ухваткой, а подобными шутками мог отогнать разве что Мирну… «Карающий» же, поняв, что его хитрость не удалась, не стал пускаться в дальнейшие споры, а молча притянул меня к себе, и еще шесть ночей мы провели точно так же…

И вот теперь ворота Римлона приближаются к нам, с каждым шагом, и остается только молить Милостивую о том, чтобы наша поездка не оказалась напрасной.… Впрочем, привратницы здесь оказались много приветливей к нежданным гостям, чем в недоброй памяти Мэлдине. Узнав, что мы просим у Римлона укрытия и защиты, а наш спутник стал жертвой черного колдовства, одна из них немедля помчалась за здешней Матушкой – именно так они называли свою старшую – а вторая, сочувственно щебеча, немедля стала помогать Мориду спешиться. Исходящие от жриц тревога и сочувствие не были притворными, а их мысли и чувства не скрывались щитами – это вселяло определенную надежду, но после Мэлдина я, оказавшись в незнакомом месте, не чувствовала себя спокойно. Впрочем, отогнав ненужные сейчас подозрения и страхи, я решила, что все решит знакомство со здешней Матерью.