А перед глазами стояло лицо Бриджит, в плексигласе дисплея торчала пуля, едва не отобравшая у нее жизнь! Разве Бриджит этого достойна? А Антенна? А Вьетнам? А Тесса, которая погибла там в деревне, истерзанная чудовищем в клочья? Падальщики всегда стремились защитить оставшихся в живых людей от смерти снаружи, от смерти в подземелье, теперь от смерти по вине Триггера, и все это время нам вечно палки в колеса вставляют! Может, пора бы уже сдаться и послать всех к чертям, раз человеческий мир не хочет быть спасенным?

Пусть подохнут все в своей могиле!

И снова память возвращала меня к Бриджит, которая спасла меня ценой собственной жизни. Я не знаю, жива ли он, мертва ли. Я не знаю, что с ней сделает Крайслер! И уж если я преисполнюсь этим духом спасителя снова, то только ради нее! Ради моих друзей и боевых товарищей, которые могут погибнуть из-за несправедливости!

Планшет пикнул. Я взглянул на карту и увидел, как Фелин привычным красным фоном сигнализировала о том, что безопасная зона с турелями осталась позади.

Безопасная, ага! Как же! Это в мирное время зона с турелями спасала жизнь Падальщиков, теперь же он предназначена для нашего уничтожения!

Едва я забежал за ближайший пень, как турель на границе зоны вдруг ожила и повела стволом в мою сторону, но она не распознала меня сквозь толщу пня. Чем дальше турель от входа в Желяву, тем она допотопнее, потому что для смены ее прошивки необходимо выбраться наружу и заменить электросхемы в ее туловище, а как я уже сказал, никто кроме Падальщиков на поверхность не сунется, так что инженера копят для нас эти электросхемы пачками, чтобы мы каждую миссию обновляли столько турелей, сколько нам даст время. И чем дальше от Желявы, тем этого времени оставалось меньше.

– Маргинал, – позвал я в микрофон.

Но тот не ответил.

– Маргинал, слышишь меня? Я выбрался.

Снова молчание.

Я, наверное, часа два сидел, прислонившись о толстый ствол дуба, чтобы отдышаться и прийти в себя. Хотя это просто так казалось. На деле я уже через десять минут перестал видеть черные точки перед глазами, в горле перестало колоть, легкие расслаблялись после ледяного насилия, а ноги подергивались легкой дрожью от чрезмерного напряжения.

И только когда паника отступила и я совладал со своей истерией, я осознал свой окончательный проигрыш: за всеми попытками выжить на базе я совершенно не задумался о том, как я выживу в мире зараженных.