и не только у меня, но и у кое-кого из старой преподавательской гвардии сложилось мнение, что наш бессменный и бессмертный ректор… ну, скажем так, устал от своей бессменности и бессмертия.

- Это неправда. Про бессмертие, - встрепенулся я.

- Откуда вам это известно?

- Оттуда. Смерть, насколько мне известно, ни с кем не заключала таких договоров. Она могла кого-то нарочно не забирать потому, что этот человек был ей, мягко говоря, неприятен, - на память пришел давний случай в Больших Звездунах, с которого началась моя карьера*. – Но вот чтобы она договорилась при определенных условиях не трогать того или иного человека… Даже Супруги Смерти смертны!

(*См. «Записки провинциального некроманта», часть 1. – Прим. авт.)

Тут я осекся, чувствуя, что почти ухватил какую-то мелькнувшую у меня мысль.

- Что, Груви? – встрепенулся Вагнер, уловив мои колебания.

- Смерть, - я выпрямился, отставил полупустую чашку. – Договор со Смертью… которого не было… или был?

- Вы хотите вызвать богиню, чтобы ее допросить? Вполне в инквизиторском духе, но как вы себе это представляете? Где ее искать?

Да, Смерть специально не зовут. Она приходит сама или не приходит вообще. Ее можно отпугнуть, и она уйдет, но без уважительной причины не будет крутиться подле, как побитая дворняга в надежде, что человек сменит-таки гнев на милость и поделится пирогом.

- Есть одно местечко, - сказал я.

- Тогда пошли, - Вагнер легко вскочил. – Нечего терять время!

Судя по часам, уже несколько минут, как наступил понедельник, и в ночном небе вдали слышались отзвуки городских колоколов, отбивавших полночь. Мы вышли через распахнутые ворота, где полусонные дежурные проводили нас удивленными взглядами. Сегодня сигнала к закрытию ворот не было.

- Мы ненадолго, - махнул я аспирантам-«боевикам», которых возглавлял сам завкафедрой боевой магии. – Только до угла и обратно!

Ночной зимний город тих и по-своему праздничен. Снег присыпал грязь и мусор, прибил все неприятные запахи. Пахло только морозной свежестью. Под ногами мягко похрустывало, морозец заставлял прибавлять шаг и бодрил. У меня даже озноб прошел. Нет, я не выздоровел и знал, что утром буду как вареный, если не посплю хотя бы пять часов.

- Куда мы идем? – нарушил молчание Вагнер, когда мы свернули на ту самую памятную мне улочку.

- Тут недалеко. Вон, видите, дыра в заборе? Нам туда.

В темноте она казалась провалом в бездну.

- Заброшенный дом? – мой спутник заглянул внутрь. – Как это…Стойте! – твердые пальцы сжали мое запястье. – Там упырь…кажется…

- Все правильно, - кивнул я, протискиваясь в дыру и увлекая Вагнера за собой. – Это я ее сюда подложил.

- Вы?

Словно железные клещи сомкнулись у меня на руке.

- Спокойно. Я… предвидел что-то подобное… надеялся, что она станет моим орудием…

- Кто?

- Упыриха. {Личинка} еще не дозрелая, хотя я, кажется, сделал все, чтобы это произошло поскорее.

Вагнер только покачал головой и свободной рукой вытащил обрядовый кинжал из ножен. Другого оружия у нас не было.

В сарае на первый взгляд ничего не переменилось. Но только на первый взгляд и для обывателя, который решил удовлетворить свое любопытство. Для двух некромантов тут все было ясно, как день.

В сарае пахло упырем. Даже не пахло, а воняло. Едкий специфичный запах в замкнутом пространстве шибал в нос и заставлял слезиться глаза. А еще тут пахло смертью. Свежей смертью, приключившейся каких-нибудь полчаса или час тому назад. Труп какого-то нищего бродяги валялся в углу между старой телегой и сваленными в кучу обломками бочек и прочей мелочью. От двери были видны только его ноги в обмотках. Над тем местом, где еще недавно была его голова, во мраке скорчилась белесая тень.

- Не дозрелая, значит? – прошипел Вагнер у меня над ухом.

Я растерялся. Сейчас зима, холод замедляет вызревание {личинки,} продлевая его даже не до сорока, а до шестидесяти дней. Упыри вообще крайне чувствительны к морозу – недаром тела всех подозрительных покойников хранят во льду! – во избежание, так сказать. Да и вообще, трое суток – необходимый минимум для вызревания упыря – еще не прошло. Или…

Бес! Ну да. Дануська умерла в среду. Сейчас уже почти понедельник. У нее в запасе было четыре полных дня. И все равно… не может этого быть!

- Бродяга, - шепнул я. – Он ее нашел и… попытался что-то с нею сделать. Как минимум, дотронулся. Это ускорило созревание.

Ускорило, но не стимулировало.

Послышался шорох. Упыриха шевельнулась. Оцепеневшая от неожиданности в первые секунды – все-таки холод замедляет реакцию упырей – она отмерла и осторожно коснулась когтистой конечностью того, что еще недавно было человеческой грудью. Впилась в кожу когтями, потянула труп на себя, в угол.

Мы стояли и смотрели.

- Что будем делать? – шепнул Вагнер.

- Я думаю, - огрызнулся в ответ.

- Раньше было некогда? – съязвил мой напарник.

- Раньше я… у меня были другие планы. Я думал натравить упыриху на… главного подозреваемого, чтобы он выдал себя. Заставить его проявить…э-э… скрытые способности. Это тело…

- Это тело, если мне не изменяют глаза, студентки Будрысайте! Как вы думаете, родственники девушки поблагодарят вас за то, как вы пользуетесь телом их дочери?

- Она бы все равно стала упырем…

- Она {имела шанс} стать упырем, пока в дело не вмешались вы и все не испортили!

Наш спор прервался странным горловым звуком. Мы обернулись.

То, что когда-то было Дануськой Будрысайте, смотрело на нас выкаченными глазами. В отличие от глаз зрелых упырей, они не казались пустыми белесыми бельмами, а сохранили радужку, зрачок и цвет радужки. Зрелище было жуткое. Даже вроде бы привычный я оцепенел под этим взглядом. Упыриха смотрела на меня так… почти разумно, что я ощутил угрызения совести. Прав был Вагнер, сто раз прав – не стоило мне так издеваться над телом девушки. Но дело было сделано.

На несколько ударов сердца мы замерли, боясь шевельнуться. Потом упыриха качнулась вперед, опускаясь на четвереньки. Очень медленно, как бы борясь с парализующими чарами, двинулась навстречу. Рот ее раскрылся. Под темными губами показались удлинившиеся зубы, перепачканные в плоти убитого бродяги.

- Этот – мой, - шепнул мне Вагнер, делая шажок влево.

Кто? Труп? Ну да, укушенный