Кружит языком по моей шее, поглаживает ладонью живот, все выше поднимается и нежно пробегается пальцами по груди, задевая затвердевшие соски, и во мне новый взрыв ощущений случается. Больше не пытаюсь контролировать дыхание — бесполезно. Дышу громко и отрывисто, в унисон с Максом.

Языком скользит вниз по шее, мягко обхватывает ладонью грудь и припадает к ней губами. А в голове, словно музыка играет: красивая, романтичная, в такт нашему шумному дыханию. Мне нравится эта музыка… ее я тоже теперь люблю.

Играет пальцами с резинкой моих спортивных штанов, кончиками пальцев задевает трусики, скользит к бедру и слегка приспускает ткань вниз.

— Лиза? — сквозь музыку в голове слышу его туманный голос. Приподнимаю голову. Смотрит. Смотрит так, будто насмотреться не может, каждую черточку моего пылающего лица разглядывает и слабо, но с такой теплотой улыбается, что я душу дьяволу готова продать за его улыбку.

— Я не хочу, чтобы ты потом жалела, — притягивает меня к себе и целует в подбородок.

— Я не буду жалеть, — задыхаясь.

— Я могу ждать сколько угодно, если ты просто будешь со мной.

Не нравится мне, как это звучит. Тревожные звоночки в голове тут же срабатывают.

— Если есть причина, по которой я могу пожалеть, скажи сейчас, — смотрю на него умоляюще. — Ты ведь… больше не играешь со мной?

— Что? — отвечает не сразу, усмехаясь. — Нет. Конечно, нет, — тянется к моим губам и вновь целует. — А ты? — шепчет в рот, не отрываясь от поцелуя. — Не сбежишь от меня?

— Нет, — на шумном выдохе.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Теперь он знает обо мне все. Теперь он видит меня всю. Обнаженную, на его кровати, при тусклом свете прикроватного торшера. Я попросила его не выключать. Хочу видеть его глаза, его тело, его лицо, его искренность, его нежность, в каждой черточке, в каждом вдохе, в каждом движении.

Музыка в голове звучит все громче, пока Макс снимает штаны, гремя пряжкой ремня, шелестит оберткой презерватива и возвращается ко мне.

Музыка… такая чистая, такая красивая.

Покрывая мое лицо и шею поцелуями, плавно разводит мои ноги коленом и устраивается между ними.

— Расслабься, — шепчет на ухо, когда мои пальцы с силой впиваются ему в плечи. Кружит языком за мочкой, ладонью скользит вниз по животу, к тому самому — сокровенному. Плавными движениями, касается пальцем горячей плоти, задевая маленький комок нервов, и я судорожно выдыхаю ему в рот. Даже испуганно… Ощущения настолько яркие, настолько приятные и одновременно шокирующие, что я вновь сжимаюсь в тугую пружину, пытаюсь расслабиться — не выходит.

— Лиза, — ласковым шепотом на ухо, — расслабься, это приятно.

Откровенность больше не смущает. Ей больше в этой комнате не место. Сила ощущений, вот что пугает, будоражит, рассудка лишает… Я не знала, даже представить себе не могла, что можно чувствовать нечто подобное. До пересадки сердца даже не думала об этом, а после нее было совершенно не до этого. Так что, да, я была не готова. Я знала этот процесс лишь по книгам, и этого оказалось очень мало.

Расслабляю ладони, сжимающие плечи Макса и скольжу ими вниз по спине.

— Все хорошо? — с такой нежностью шепчет, что все страхи на второй план уходят.

— Да, — отрывисто.

Чувствую, как касается меня твердой плотью, медленно, аккуратно, продолжая меня поглаживать пальцем, и шепча на ухо такие приятные слова, каких я в жизни в свой адрес не слышала. И даже когда вспышка боли ослепляет на мгновение, а ногти с силой впиваются Максу в кожу, он продолжает меня целовать, продолжает шептать на ухо, просит расслабиться, ведь все хорошо…

Этой ночью у нас действительно все хорошо.

Осторожно, медленно, плавно двигается во мне, замирает на несколько секунд, чтобы заглушить мою боль поцелуями, ласкает мое тело, помогая ему расслабиться, и смотрит таким взглядом, когда слова уже не нужны. Когда нежность и трепет практически материально ощущаются в воздухе, заряжают его невидимыми частицами, которые способны проникнуть в самую глубь, в самое сердце. Оно трепещет, бьется быстро и часто. И это прекрасно. Впервые мое новое сердце бьется так прекрасно.

Притягиваю Макса к себе и целую с долей отчаяния, будто чувствую в этом необходимость. Хочу, чтобы время остановилось. Хочу, чтобы этот маленький мир, созданный нами сегодня, никогда не был разрушен.

Шумно и отрывисто дышу. Впитываю в себя вкус его губ. Каждое его движение запоминаю. Скольжу ладонями по покрытой испариной спине, чувствую каждый его вдох, ловлю каждый его выдох… Выгибаю спину от ощущений… в моей жизни было много боли, но эта боль — она удивительная. Эта боль связывает нас прочной нитью, делает ближе, делает одним целым. Мир вижу в его глазах… Так глубоко, но так ясно; огромный мир, в который Макс впустил меня. Чувствую его переживание, теплоту… любовь? Любовь ли это, или нечто мимолетное, то, что через несколько лет мы оба назовем "простой первой влюбленностью"?.. Может и так. Но я никогда не забуду, что чувствовала в эту ночь. Я никогда не забуду, каким нежным и ласковым он был. Никогда не забуду, как в эту ночь он на меня смотрел.

* * *

Глаза в глаза, неотрывно, пока веки свинцом не нальются. Не позволяя сознанию уплывать. Выспаться еще успеем, а вот насладиться спокойствием, умиротворением, друг другом… когда еще будет такая возможность?

За окном темно, или уже рассвет наступает — кого это волнует?

Под одним одеялом, рядышком, так близко друг к другу, что делим один воздух на двоих. Обнимает меня, прижимая к себе, нежно целует, то в лоб, то в макушку, то в кончик носа, то в губы, выводит подушечкой пальца узоры на моем обнаженном плече и время от времени устало, но так сладко улыбается, словно я сумела сделать его капельку счастливее. Словно можно выбросить все маски и стать, наконец, самим собой, ради меня, ради нас обоих. Этого бы я хотела — всегда видеть Макса таким. Без тяжелой грусти в глазах, без боли впечатавшейся в каждую черточку его лица. Вот таким — просто… моим Максом.

— Я уеду, — шепчет едва слышно.

— Знаю.

— Поедешь со мной? — вдруг спрашивает, когда сон уже практически выиграл сражение с моим измученным разумом. Сперва подумала — брежу, но Макс повторил:

— Поедешь со мной, Лиза?

— Куда? — задираю голову и смотрю на него из-под тяжелых век, которые едва удерживаю открытыми.

Подушечкой пальца рисует дорожку от моего лба к виску, вниз по щеке и нежно касается губ, не отрывая от них взгляда.

— Куда-нибудь, — хрипло шепчет. — Подальше от всех. Поедешь со мной?

И вновь в глаза смотрит, с надеждой, ответа ждет.

— Ты не знаешь, о чем просишь, — с сожалением, почти беззвучно усмехаюсь.

— О том, что это не одобрят твои родители?