— Зачем? — хрипит. — Чтобы ты родителями рассказала?

— Какое теперь это имеет значение? Я просто… Прошу, Полина, что ты сказала родителям?

Отвечает, помедлив:

— Я сказала, что не помню, кто это был. Что была пьяна, что кто-то… что я с кем-то переспала… Про игру ничего не говорила.

Придвигаюсь поближе, беру ее руку в свою, и говорю как можно мягче:

— Для чего ты виделась с Максом?

Резко на меня взгляд переводит, но не отвечает. Теперь кажется еще больше напуганной, растерянной, а из глаз вновь слезы течь начинают.

— Полина… — изо всех сил делаю вид, что не думаю о самом худшем. Не думаю. Не должна думать, — Зачем ты с ним виделась?

— Денег просила.

— Что? — выдыхаю практически беззвучно. — Но… — Отворачиваюсь, брожу лихорадочным взглядом по комнате, ища, за чтобы ему зацепиться, ища точку опоры; пытаюсь найти логическое объяснение тому, что услышала.

— Так ты поэтому ему звонила… Полина? — смотрю на нее с мольбой. — Почему ты просила у него деньги?

— Я хотела сделать аборт.

— Аборт не делают на таких ранних сроках. В таких случаях делают…

— Ты поняла, о чем я говорю, — всхлипывает, вырывая свою ладонь из моей и пряча ее под одеялом. — Мне нужны были деньги. Я могла договориться… Никто бы ничего не узнал, но… этот твой говнюк сказал, что не даст мне ни копейки. Тогда я сказала, что все расскажу тебе, а он… он сказал, что мои проблемы его не волнуют, и чтобы я сама со всем разбиралась. Что он сам тебе скоро все расскажет. Чтобы я не втягивала в это тебя, чтобы подумала о твоем здоровье.

Я соврала. Я не выпила таблетки. И думаю, пора сейчас это сделать, иначе может быть поздно: сердце вот-вот вырвется из груди, стучит так громко и отчаянно, будто передумало и больше не хочет принадлежать мне.

— Что… что он должен был мне рассказать, Полина? — спрашиваю севшим голосом и молюсь, чтобы все было не так, как я думаю. Пусть все будет не так, пожалуйста.

— Это все игра… — Полина вновь рыдает. — Все из-за нее. Оскар был моим куратором и он… он обманул меня. Они с Яроцким это сделали. Я была пьяная в стельку, сразу не поняла, что произошло, думала, ко мне в ванную Оскар пришел, и я готова была сделать для него все, что угодно, все, что он попросит, но…

— Тише. Пожалуйста, говори тише, — у самой же голос на писк мыши похож. Мыши, которая медленно умирает.

Полина садится в кровати, притягивает колени к груди, обнимает их руками и продолжает трястись в рыданиях:

— Это был Яроцкий… Это он со мной это сделал. Это был Макс.

— Что… чтоы ты такое несешь?

— Это — правда, — всхлипывает. — Я не знала, Лиза. Я не врала тебе. Я сама ничего не знала, но это был он.

— Бред. — Отказываюсь и дальше слушать это, — Что ты мелешь? Замолчи, Полина. Думай, что говоришь.

— Мне Оскар сказал, — вскрикивает и тут же ладонью рот зажимает, прислушивается, как обстоят дела на кухне и, понизив голос продолжает: — Оскар признался мне, что это… — тяжело сглатывает, — что это Яроцкий со мной… В общем, это был он, тогда, в ванной комнате.

Вот сейчас даже немножко полегче стало.

— И ты веришь Оскару? — даже натянуто улыбнуться получается. — Ты знаешь какой он, так что… просто прошу тебя, Полина, прекрати нести этот бред.

— Я тоже не поверила ему, — подхватывает носовой платок и громко высмаркивается. — Но… Макс он… он не отрицает, понимаешь? Твой Макс во всем мне признался. И сказал молчать. Сказал не рассказывать тебе. Сказал, чтобы я подумала о твоем здоровье, чтобы не заставляла тебя нервничать. Он во всем признался, Лиза, но кому теперь нужны его сожаления? — Полина вешается мне на шею, крепко обнимает и продолжает дрожать от слез.

А я… Не понимаю. Не хочу понимать. Просто остановите время и скажите, что это неправда. Не верю в это… Не могу, отказываюсь верить.

— Лиза… прости… — продолжает всхлипывать Полина. — Прости… я была такой дурой. Я не хотела… Я не знала…

— Нет, — шепчу не своим голосом. — Не верю. Неправда.

— Не говори ему, — рыдает взахлеб. — Не говори Яроцкому, что я беременна, пожалуйста. Он не знает, для чего я деньги просила. Пыталась угрожать, что расскажу все тебе, если не даст нужную сумму, но он сказал, что ничего мне не должен, понимаешь?.. Никому не говори… Не хочу, чтобы кто-то знал… Жить не хочу…

— Хватит, — почти беззвучно. Резко отталкиваю от себя Полину и вскакиваю на ноги. Как на автомате, не отдавая отчета своим действиям. Упираюсь ладонями в край стола, опускаю голову и дышу. Дышу, черт бы побрал весь этот мир.

— Не верю.

Слышу, как Полина тихонечко подходит ближе.

— Нет, — головой отчаянно качаю. — Не верю. Он не мог. И ты, — круто разворачиваюсь к сестре. Ведет в сторону; вновь хватаюсь за стол. — Ты не можешь обвинять его.

— Обвинять? — сквозь слезы болезненно усмехается. — Я даже ничего родителям не сказала только потому, что ты влюбилась в этого урода.

— Я спала с ним, — сажусь на стул и пустым взглядом смотрю на дверь.

Рыдания Полины вмиг прекращаются:

— Что?

— Я спала с ним, — повторяю с некой жалкой надеждой, что этот факт еще можно исправить.

Боже… я спала с ним.

— Лиза. Ты… ты не знала, — голос Полины кажется мертвым, будто из нее все соки до последней капли выжали.

— Это ничего не меняет.

Приседает передо мной на корточки и берет мои ладони в свои, а я даже посмотреть в лицо собственной сестре не могу. Мне плохо. Очень-очень плохо.

— Мы справимся со всем, правда? — тихонько и жалостливо протягивает. — Пожалуйста, Лиза, скажи, что все будет хорошо… Мне страшно.

— Твоим пятым заданием было раздвинуть перед Яроцким ноги? — спрашиваю не глядя, сухим и грубым, как наждачка голосом.

Полина выдерживает паузу, но я не знаю, что творится с ее лицом, я не смотрю на нее. Я в ступоре, меня будто замкнуло.

— Я не знала, что это был Яроцкий. Клянусь, не знала.

— Какой смысл?

— Лиза…

— Какой смысл был втягивать в игру тебя? — медленно поворачиваю голову и смотрю в распухшие от слез глаза сестры.

— Не знаю, — шепчет. — Это Оскар меня втянул.

— А ты в ответ влюбилась в эту мразь?

— Чем твоя мразь лучше?.. Прости… Прости, Лиз. Прости… — И вновь в слезах заходится. — Оскар сказал, что то, что со мной сделал Яроцкий, было чем-то вроде мести тебе. Я не знаю… Я ничего не понимаю.

— Оскар знает о беременности?

— Нет. Зачем ему знать? Никто не знает. Только ты и мама с папой. Лиза… как мне жить дальше?