— Винджиле! — вслух произносит Дарлинг.

— Не понял?

— Даша говорила мне, что в Мике скрыта какая-то неимоверная сила… И что прежней его владелицей была легендарная жрица Винджиле.

— Хорошо хоть не Адольф Гитлер, иначе мы никогда бы не выиграли войну. — Йен скептически хмыкает. — В детстве я тоже любил фильмы про Индиану Джонса и всякие там копья судьбы.

— А я — нет.

— Ну конечно. Всем Индианам Джонсам дамочки предпочитают «Секс в большом городе».

Спорить с покемоном бесполезно, тем более что он снова отвлекся на внутренности полки. И даже сунул туда лупу.

— Вы говорите — Винджиле?..

— Да, а что?

— Может быть — Хванджиле?

О господи, так и есть!.. Ну конечно же, Хванджиле, как она могла забыть? «Хванджиле, дагомейская жрица», именно так отрекомендовала средневековую укротительницу Мика Даша. Вот только каким образом об этом догадался Йен?

— Верно. Откуда вы знаете?

— Ну читать я еще пока не разучился. Вы видели надпись?

— Надпись? Я не видела никакой надписи…

— Кто-то выцарапал это имя. Здесь, на задней панели… Погодите-ка…

Самым бесцеремонным образом Йен начинает свергать головы с постаментов, сбрасывать их в кучу. Ухув-элао стукаются друг о друга, и Дарлинг, инстинктивно зажмурившись, ждет немедленного наказания за подобное святотатство. Разряда молнии, который должен поразить Йена в самое сердце (на худой конец — в макушку), нашествия змей и гигантских кровососущих насекомых или… Или устрашающих клыков бенинского леопарда, одним махом способных перекусить святотатцу шейные позвонки. Но бенинский леопард, упакованный в пластик, по-прежнему стоит на столе, не проявляя никакого интереса к происходящему. Между тем манипуляции Йена с задней стенкой полки подходят к своему логическому завершению: слышатся два сухих щелчка, шелест отодвигаемой заслонки и легкий свист. Этим свистом Йен приветствует открывшийся за стенкой черный пролом в стене. Запустив в нее руку, он извлекает на свет божий несколько тонких папок.

— Что это? — спрашивает Дарлинг.

— Очевидно, хозяйские тайны. — Йену не терпится сунуть нос в содержимое папок, и лишь присутствие Дарлинг сдерживает его.

— Не думаю, что хозяйке бы понравилось…

— Хозяйка мертва. А здесь может быть то, что прольет свет на ее смерть. Бумаги иногда бывают намного разговорчивее, чем люди. И с памятью у них обстоит порой гораздо лучше…

СОЛО

— …Итак, леди, начнем с вашего знакомства с покойной. Буду признателен, если вы сообщите мне, где и когда это случилось.

— Это имеет какое-то отношение к произошедшему?

— Надеюсь, что нет. Но трудно вычислить убийцу, ничего не зная о жертве, вы согласны?

— Возможно. А… подвижки в вычислениях уже возникли?

— Скажем, кое-что сдвинулось с места. И я сильно надеюсь на ваши показания, Анн… Вы позволите мне так вас называть?

— Я все же предпочла бы полное имя. Анн-Софи.

— Хорошо.

— Мы познакомились лет пятнадцать назад или чуть меньше. В Судане…

— Это где-то в Африке?

— Где-то там, да.

— И что же вы делали в Африке?

— То же, что и всегда. Изучала пустыню. В данном конкретном случае это была Нубийская пустыня…

— Вы ученый? Биолог? Зоолог?

— Скорее натуралист самого широкого профиля. Последние два десятка лет я собираю материал для книги…

— Тут, как я посмотрю, полно писателей…

— Дураков тоже хватает. Так вот, мы познакомились с Даша в Судане. Тогда я была замужем за своим первым мужем…

— Он тоже изучал пустыню?

— Он работал в гуманитарной миссии, но это не имеет никакого отношения к сегодняшнему убийству, не так ли? Тем более что его самого давно нет в живых. Вы что-нибудь знаете о Судане, кроме того, что он находится «где-то в Африке»?

— Э-э…

— Так я и думала. Судан — довольно опасная страна, там очень неспокойно.

— В каком смысле?

— Локальные вооруженные конфликты, иногда перетекающие в полноценные боевые действия. Что-то отдаленно напоминающее войну Севера и Юга, если так вам будет понятнее.

— Э-э… А я думал, что рабство уже отменили…

— Не стоит понимать так буквально, но Север и Юг при этом остаются.

— Ну а какое отношение к этой войне имела ваша покойная подруга? Чем она там занималась?

— Я не знаю. Возможно, об этом знал мой покойный муж, они контактировали по линии гуманитарной миссии…

— Надеюсь, эта миссия была благородной.

— Вне всякого сомнения.

— Но ваш муж уже давно умер, а вы виделись с покойной и после его смерти. Так и не удосужились спросить?

— Да, мы виделись, и не раз, но уже совсем в других странах. А о Судане не хотелось вспоминать ни ей, ни мне. И на то были свои причины, которые я не собираюсь здесь озвучивать. Скажу лишь, что добровольное присутствие белой женщины в опасной стране говорит о выдающихся душевных качествах. Не так ли?

— Каких, например?

— Например, о личном мужестве и отваге. Вне зависимости от целей, которые она перед собой ставила.

— Я бы назвал это бабской глупостью и безрассудством.

— Искренне желаю вам, чтобы в ту минуту, когда ваша жизнь повиснет на волоске, рядом не нашлось ни одного безрассудного человека. Который не позволит вам сдохнуть в муках, ужасе и безвестности. Уж тогда бы вы точно оценили бабскую глупость по достоинству. Вы просто молили бы о ней.

— У вас была именно такая перспектива?

— Была. И не стоит думать, что мертвых некому защитить.

— Еще больше, чем в защите, мертвые нуждаются в справедливости. Но мы отвлеклись на ненужные философствования. Вы были привязаны к вашей покойной подруге?

— Я любила ее. И всегда ею восхищалась. Как, впрочем, и все остальные. Даша магически действовала на людей.

— На всех без исключения?

— Если исключения и были, о них мне ничего не известно.

— А жена писаки? Магда? Разве не она устраивала вчера безобразные сцены и грозилась расправиться с хозяйкой?

— Я не была свидетельницей этих сцен. И не думаю, что к угрозам слабой, неуравновешенной и ревнивой девушки стоит относиться серьезно.

— Я бы и не отнесся, если бы не было трупа. Но наличие трупа все меняет.