эпизоды, сцены и характеры действующих лиц, которые сами возникали в порядке творческой находки или выдумки, тогда, когда и люди и события эпохи Грозного стали для автора осязаемо близкими и начали жить своею самостоятельной жизнью и поступками в авторском воображении.

По составлению комментария, приношу глубокую благодарность моему ассистенту Л.А. Инденбому, потратившему немало времени и сил на розыски материала, отвечающего обеим задачам…

Все необходимое сказано самим сценарием.

Тем не менее, и для рядового читателя чтение комментария может иметь известный интерес – чисто исследовательский.

С одной стороны в отношении фактов истории самой эпохи Ивана Грозного. С другой – для истории творческого претворения этих фактов в киносценарии о Грозном.

Всюду, где это возможно, комментарий придерживается первоисточников и старается ответить на все вопросы, способные возникнуть по ходу чтения сценария.

Алма-Ата

Январь 1942 С. Эйзенштейн»[544].

* * *

Как уже говорилось, у Эйзенштейна был очень преданный и трудолюбивый помощник Л.А. Инденбом. Всю свою жизнь был на вторых ролях, но у выдающихся режиссеров и на знаменитых картинах. Принимал участие в съемках таких картин, как «Тринадцать», «Дети капитана Гранта», «Девять дней одного года», «Обыкновенный фашизм» и др.[545] Молодой Инденбом в условиях войны и эвакуации киностудии доставал Эйзенштейну необходимую литературу, вел переговоры с историками, а главное, работал в библиотеках (скорее всего Москвы, Ташкента, Новосибирска и др., куда постоянно наезжал и откуда посылал письма Эйзенштейну), делал выписки из исторических сочинений и составлял исторические справки. Среди бумаг Инденбома застряла большая часть подлинника письма-отзыва Немировича-Данченко на пьесу Толстого «Иван Грозный», о котором и сейчас никто не знает[546]. Как оно там оказалось и имеет ли оно отношение к переговорам, которые вел Толстой об использовании его пьесы в кинофильме, не ясно.

Инденбом настолько оказался полезен Эйзенштейну, что после съемок первой серии фильма из ассистента был переведен вторым режиссером, а во время съемок второй серии стал соавтором. По согласованию с режиссером он редактировал сценарий; текущие съемки часто обсуждали вдвоем[547]. Инденбом читал и делал выписки из сочинений и публикаций источников, которые сам Эйзенштейн не успевал осваивать. Сохранилось 135 страниц его исторических справок и выписок из источников; на многих есть пометы Эйзенштейна[548]. Будучи убежденным, что ему удалось создать особый тип исторического исследования, в марте 1942 г. он инициировал через Инденбома обсуждение сценария с историками. Теперь он сам шел навстречу с историками и не боялся их критики, как это было во время съемок кинофильма «Александр Невский».

Направляя Инденбома в Ташкент Эйзенштейн точно знал, что он хочет от профессиональных историков. В архиве М.В. Нечкиной до сих пор лежит записка:

«Алма-Ата, 9 марта 1942 г.

Уважаемая тов. Нечкина!

Посылаю Вам свой сценарий «Ивана Грозного» и очень прошу Вашей консультационной помощи. Общие установки по решению темы я получил от тов. Жданова лично и думаю, что в этом направлении вещь выдержана правильно. Старался в меру отпущенных сил освоить и материал, и дух истории. Насколько удалось – судить Вам.

К сожалению, не могу сам приехать в Ташкент, а потому очень прошу Вас переговорить обо всем с моим ассистентом тов. Инденбомом. С нетерпением буду ждать результатов.

С тов(арищеским) приветом

проф(ессор) С. Эйзенштейн»[549].

Эйзенштейн как щитом сразу прикрылся «общими установками», которые получил от Жданова лично. Речь идет не об оценке «концепции» сценария, а о мало уловимом «духе истории».

Первую телеграмму из Ташкента Эйзенштейн получил 19 марта 1942 г.:

«Алма-Ата, киностудия Эйзенштейна, Ташкента 17.III.42 (?)

Нечкина дала восторженную оценку сценарию исторической достоверности художественной силе – тчк Готье Виппер пока больны Инденбом»[550].

Через два дня обрадованный Эйзенштейн откликнулся:

«Срочная Ташкент – Алма-Ата, киностудия Инденбому

Черкасову сердечный привет. Настоятельная просьба заехать переговорить Грозном тчк Очень обрадован отзывом Нечкиной поблагодарите передайте привет Эйзенштейн

21. III.42»[551].

Судя по всему, Инденбом был «вязким» собеседником и исполнительным человеком. Дожидаясь выздоровления Виппера и Готье, он продолжал пробиваться к другим историкам, имевшим отношение к эпохе Грозного, а пока написал подробный и чрезвычайно интересный отчет об отзыве Нечкиной, который она ему наговорила. Вот это письмо, которое здесь публикую впервые и полностью:

«Дорогой Сергей Михайлович

1. Виппера застал больным – 38,9. Тем не менее, он оставил у себя сценарий (1-й экземпляр!) с комментарием и обещал, что как только спадет t, он немедленно начнет его читать.

Готье пока болен.

2. Нечкина прочитала сценарий (и комментарий). Очень восторгается им. Однако она сочла своим долгом исчеркать один экземпляр (2-й!) своими замечаниями. Долго беседовал с ней. Вот ее замечания:

а) XVI в. был веком, когда в жизнь Европы вошел океан. Хорошо бы показать этот соленый ветер с океана. Стремление Ивана к морю было частью этого общеевропейского движения.

б) Иван творил исторически прогрессивное дело, народное дело, но отсюда до «народного» царя – дистанция огромного размера. Хотя она и прочитала в комментарии объяснения сцены правежа, но она боится обобщающего звучания этой сцены.

в) ее коробит любовная линии Анастасия – Курбский.

г) в сценарии не показан в образной форме удельный беспорядок, против которого борется Иван. Поэтому местами борьба Ивана принимает личный характер, теряется содержание борьбы. Иван поставлен в позу борьбы, а против чего он борется не ясно.

д) в противовес пьесе Толстого, где Иван изображается в виде кроткого ягненка (один раз он хочет кого-то казнить, но, получив известие о смерти Марии Темрюковны, и он не успевает совершить даже этой единственной казни) в сценарии слишком много казней. Просит убавить.

е) в сценарии слишком много декларативных речей Ивана. Единственное место, где это очень уместно – это сцена болезни.

ж) ее очень беспокоит язык

з) нельзя говорить, что Иван учредил постоянные войска (историки записали это деяние за Петром Великим)

и) на правеже били не прутьями, а палками. Розги появились позднее. Били не только по икрам, но и спереди.

к) опричного приказа не было (в этом она права).

Я перечислил все ее замечания. Не пересказываю всех моих возражений и разговоров с ней. Постарался блеснуть эрудицией и получил признание, что сценарий очень историчен, основан на глубоком изучении материала. Все эти комплименты по вашему адресу перескажу вам устно. Однако, ввиду обилия критических замечаний, я не стал настаивать на письменном заключении.

По рекомендации Института истории связался с профессором Богоявленским. По заверению всех это единственный сейчас в СССР человек, знающий материальную культуру XVI в. Я потратил на него уйму времени и добился мало толку. И это человек, которому Академия наук поручила подготовку издания истории одежд, вооружения и пр. в России до XVII в.!!

Изо всех