сил выбивал из него какие-нибудь интересные детали. Привожу ему в качестве примера «серебряную модель Ревеля». Эта песочница восторгается, но из себя выжать ничего не может. «Вот в Москве бы… а здесь де нет книг» и пр. Но это по заверению всех единственный знающий человек. Пока вымолотил из него только одну деталь о приказных делах. Кажется, пригодятся. Зато бесконечные okto: Анастасия не могла присутствовать на сцене венчания. Иностранцы тоже не могли присутствовать… тут я его разделал, и он сбавил тон.

Оказывается, этот Богоявленский в обиде еще на Станиславского и Аполлинария Васнецова, которые у него консультировались и не во всем слушались его.

В Ташкенте Полосин, но я его еще не видал. Несколько раз мельком разговаривал с Роммом. Он говорит, что ломает голову над тем как упростить сценарий, чтоб сделать его производственно доступным. Рекомендует начать с маленьких сцен, чтоб втянуться… Я сказал ему, что вы выдвинули диаметрально противоположный план, и он ему понравился. Он очень прочувственно верит в Вас.

Хотел воспользоваться вынужденным ожиданием Виппера и съездить в Сталинабад. Но ближайший поезд только 20 и я в лучшем случае могу рассчитывать на билет на 21. Если Виппер до этого числа не выздоровеет, то поеду в Сталинабад.

По другим вопросам пишу в адрес Вакара и Вали, письма к коим (этот оборот речи по свидетельству историков очень употребителен в пьесе Толстого) прилагаю.

(Подпись) Инденбом

Эрмитаж в Новосибирске!»[552]

Письмо Инденбома интересно тем, что рисует очередной поворот одного из ведущих историков того времени М.В. Нечкиной в оценках эпохи Грозного и его образа. Напомню, в 20-х – начале 30-х гг., будучи ученицей М.Н. Покровского, она считала Грозного одним из главных средневековых эксплуататоров трудового народа, а буржуазного историка, эмигранта Виппера, его апологетом. Затем, уже в Ташкенте, выслушав доклад Виппера и прочитав новую редакцию его книги, вместе со всеми горячо поддержала «новый», сталинский поворот былой истории. Теперь она – восторженный сторонник «реабилитации» царя и с этой точки зрения делает важные замечания и перспективные дополнения. Она пытается подсказать, как вывести царя на простор мировой истории так, как это пытался сделать еще в 1922 г. Виппер. Очень обоснованно критикует язык сценария, засоренный современными вульгарными выражениями и междометиями, совершенно не характерными для языка XVI в. (Почти в это же время злую рецензию, посвященную языку и литературному стилю автора, написал Константин Федин[553]. Несмотря на то, что Виппер забрал для чтения сценарий и исторический комментарий, в котором наиболее часто встречаются ссылки на его книгу, он так и не дал официальный отзыв и, возможно, именно он не рекомендовал публиковать «Исторический комментарий» в журнале «Новый мир». Мнение Виппера о кинофильме «Иван Грозный» до сих пор неизвестно.

Историк К.С. Богоявленский («эта песочница») отзыв на сценарий все же написал, но не на имя автора, а отправил его Большакову. Рецензия обстоятельно написана на шести машинописных страницах убористого текста и содержит целый каскад критических замечаний как в адрес концепции, так и в адрес интерпретации исторических фактов[554]. Даже в трудах Веселовского нет столь обстоятельного разбора грозненской тематики, как в рецензии Богоявленского.

Инденбом продолжал писать из Ташкента о том, что сценарий очень понравился ответственным работникам из Комитета по кинематографии и, в частности, Большакову, который привез в Ташкент решение принять поправку по поводу королевы Англии, той самой рыжей Бесс[555].

* * *

До сентября 1943 г. Эйзенштейн ждал отзыва Сталина на сценарий, продолжая работать с ним и приготовляясь к съемкам, которых могло и не быть, если бы вождь сценарий забраковал. Мы помним, что он, как и вся страна, был занят войной, но читал вариант за вариантом пьесы Толстого, книги претендентов на лауреатство Сталинских и Государственных премий, да и не только их произведения, если судить по его библиотеке и воспоминаниям Константина Симонова. Наконец, пришла записка, но не автору, а председателю Комитета по делам кинематографии при СНК СССР:

«Т. Большакову.

Сценарий получился не плохой. Т. Эйзенштейн справился с задачей. Иван Грозный, как прогрессивная сила своего времени, и опричнина, как его целесообразный инструмент, вышли не плохо.

Следовало бы поскорее пустить в дело сценарий.

13.9.43. И. Сталин»[556].

* * *

Сразу после того, как было получено заключение Сталина, т. е. осенью 1943 г., сценарий и исторический комментарий были отвезены Инденбомом из Алма-Аты в Москву в редакцию журнала «Знамя» (редактор Вс. Вишневский), затем переданы в «Новый мир» (редактор А. Фадеев), с обязательным условием опубликовать не только сценарий в полной авторской версии, но и исторический комментарий к нему. Эйзенштейн решил, что он перевыполнил задание вождя и не только художественными, но и научными методами доказательно пересмотрел давние историографические выводы. Эйзенштейн не учел того, что ни он, ни те, кто был назначен в сталинскую эпоху на руководящие должности в науке и искусстве, не свободны в своих действиях. Но, в отличие от Эйзенштейна, это были духовные и творческие скопцы-бюрократы, лишенные какой-либо собственной потенции. После того как «хозяин» утвердил что-то, поставил дату и подпись, никакие изменения и дополнения в утвержденный свыше «документ» вносить не дозволялось. А Эйзенштейн совместно с Инденбомом за два года, пока сценарий лежал на столе кабинета или на прикроватной тумбочке в спальне Сталина, многое в нем изменил, дописал, исправил. Увидел новые повороты сюжета и новые построения кадра. Но то, что было УТВЕРЖДЕНО! как в некой «небесной канцелярии», изменить было нельзя. Эйзенштейн открыто не роптал, наоборот, был счастлив. У него оставалось огромное средство для свободы, которое проконтролировать было крайне трудно: кинокамера «читала и описывала мир» своим, особенным языком, который был много богаче любого сценария. А как быть с результатом? Фильм не спрячешь в тумбочку и не увезешь за границу в стеклянной банке. Мастер и в мыслях не держал такой поворот.

Папка с черновым вариантом исторических комментариев до сих пор хранится в архиве режиссера. В архиве журнала «Новый мир» находится экземпляр, оформленный и отредактированный частью самим Эйзенштейном, частично Инденбомом (после советов с режиссером), в этой работе принимали участие и члены редакции «Нового мира». В «Новом мире» идея совместной публикации сценария и комментария в конечном счете была отклонена по рекомендации безымянных историков[557]. Скорее всего это было решение самих литературных чиновников публиковать сценарий так, как он был рассмотрен и утвержден Сталиным. Взбешенный Эйзенштейн требовал вернуть ему всю рукопись, но сценарий так и был издан с купюрами и без исторического комментария. Публикация исторического комментария при жизни автора не была осуществлена. Замысел Эйзенштейна