Рассвет, утра раннего птицы?

Как быстро проходят мгновенья!

Девушка ответила:

Поверить не в силах,

Что первою ночью пути

Тебя повстречала.

Вздыхаю: приходит рассвет.

О, птицы, прошу, замолчите.

Они посмотрели друг на друга.

Ночи проходили, полудни сменяли сумерки, рассветы сменялись закатами, шли месяцы и дни, стражи следовали одна за другой. Примерно в шестую луну Годзэн почувствовала себя плохо. Господин Тюдзё посмотрел и подумал: «Бедняжка, что же это такое?» Он беспрестанно возносил молитвы.

Когда женщина потаённо вздыхает, это значит, что она в интересном положении. И господин Тюдзё, и кормилица обрадовались. Этот год кончился, прошла вторая луна нового года, в третью луну родился прелестный мальчик. Господин Тюдзё смотрел на него и нарадоваться не мог. Нянек за ребёнком ходило множество, и всем хватало дела.

Так шли дни, они по-прежнему любили друг друга и жили в согласии. Господин дайнагон с супругой сначала не придавали значения тому, что за женщина появилась у господина Тюдзё, да и сам господин Тюдзё отчего-то будто скрывал её, но когда она родила столь прелестного младенца, они решили, что не следует относиться ко всему этому столь беспечно, что нужно с ней встретиться. Они решили идти вместе, подробно расспросили обо всём господина Тюдзё и очень обрадовались:

— Мы и раньше хотели познакомиться, но стеснялись.

Когда их слова передали Годзэн, она сказала:

— Какое может быть стеснение!

В благоприятный день они облачились в парадные одежды и встретились. Дайнагон с супругой смотрели на Годзэн: откуда такая красавица взялась на свете! Даже дочь императрицы вряд ли может быть прекраснее. Они решили, что именно в этом причина любви господина Тюдзё.

В спокойствии прошли месяцы и дни. Когда мальчику исполнилось три года, домашние устроили в его честь всякие празднества и развлечения. Кормилица господина Тюдзё по совету своей знакомой Накадзукаса преподнесла мальчику превосходную, не имеющую равных в мире, красивейшую собаку. Когда Сёнагон услышала об этом, у неё даже волосы на теле встали дыбом, и она побежала скорее сообщить об этом Кисию Годзэн.

— Случилось ужасное! Эта собака, она будет здесь жить! Ничего не может быть хуже этого! — Сёнагон говорила, заливаясь слезами.

Годзэн выслушала и сказала:

— И впрямь, это конец. Пока ничего не случилось, нужно уйти из этого дома. Но как я расстанусь с господином Тюдзё и мальчиком! — она не могла сдержать слёз.

Немного погодя Годзэн сказала:

— Пусть пройдёт даже тысяча лет, или десять тысяч лет, желаний своих до конца не исчерпаешь. Время прошло, в этом путь к будущему блаженству. В этом мире убежать от опасности — очень легко, но как сделать, чтобы не страдал господин Тюдзё! И как жаль оставить мальчика! Но ведь ничего не поделаешь! — она заливалась слезами.

Между тем господин Тюдзё получил приглашение в императорский дворец, поскольку был седьмой день[577] — исполнение музыки гагаку. Он сказал Кисию Годзэн:

— Мне нужно пойти во дворец. Пока меня не будет, хорошенько развлекай нашего мальчика.

Он ушёл. Годзэн посмотрела ему вслед: «Это конец!» Она украдкой следила за ним взглядом, но ничего не сказала. Видно, пришло время расстаться.

Годзэн подошла к Сёнагон.

— Сейчас как раз удачное время, уйдём, — сказала она.

Сёнагон собрала одежду и посмотрела на Годзэн, та сквозь слёзы прочла:

Когда повстречались,

В реке было мало воды.

Теперь я наполню

Все реки своими слезами.

В пучине тону! О, разлука!

Так она сложила и вместе с Сёнагон покинула столицу.

— О пресветлое божество Инари! Помоги нам благополучно вернуться в родную деревню! Защити! — со слезами молились они, в их сердцах была тоска.

Они прошли Фукакусу и обернулись посмотреть на столицу. Пока они стояли, на листья мисканта выпала роса, и они стали мокрыми, словно в глубокой грусти.

И вот ухожу я,

В Фукакусе листья мисканта