И не удивительно, что Эстре встретил их радостно, как долгожданных гостей…

Увидев поджидающего их в Портальном зале маршала Винсента Модильяни, да ещё окружённого почётным караулом, она засмеялась от радости. Как это чудесно — встретить знакомые лица! И проехаться потом по уютным улицам, оказывается, таким родными, и полным зелени, не в пример пустынным каменистым мостовым столицы! Снова проехаться по Соборной площади: пусть не такой громадной, как Луврская, зато лишь здесь имеются такие замечательные часы, в башне городской ратуши! И люди… ах, намного симпатичнее, и добрее, и сердечнее, и спокойнее… А какие хорошенькие цветочницы, какие милые разносчики булочек, как восхитительно пахнет сдобой и пряностями! Как чудесно щебечет за плечом Фрида, радуясь возвращению!

В общем, дома всегда лучше.

С радостным предвкушением она поглядывала в окно кареты, дожидаясь, когда же, наконец, они свернут на улицу Фонарщиков, ведущую к окраине, когда трёх- и двухэтажные особняки сменятся домами попроще, с мансардами и обширными жилыми чердаками, когда пойдёт череда садов и парков… Конечно, она понимала, что вот-вот — и ей предстоит великое расстройство при виде выжженного когда-то стариком О’Ши сада. Должно быть, на пепелище остались лишь пни да головешки… Впрочем, брат Тук обещал, что к её приезду монастырские послушники расчистят бывшее пожарище, подготовят землю, чтобы можно было работать. А она уже везла с собой черенки и саженцы, как без того! Ничего, повздыхает, поплачет — и возьмётся за дело. Главное — нянюшка Мэг осталась жива и здорова, и здесь, при ней. А всё остальное — наживётся, вырастет…

Рядом так и ахнула Фрида.

— Госпожа… Что же это? А я-то думала…

Карета остановилась.

Почти не замечая поданной руки маршала Винсента, Ирис едва не шагнула мимо откидной ступеньки, не в силах отвести глаз от пышной кудрявой зелени, пробивающейся сквозь прутья изящной чугунной ограды. Сирень, её сирень каким-то чудом осталась жива!

Но тотчас поняла: нет, это другие кусты, пониже прежних; пока ещё не слишком густые, но на кисточках соцветий уже проклёвываются белые и сиреневые будущие крестоцветы… Над кустарником подальше — возвышаются молодые вишни, тоже сплошь усеянные белыми точками. А за ними… Что там?

Она не заметила, кто и когда распахнул перед ней калитку, просто вбежала по такой знакомой дорожке, выложенной гладкими морскими камушками, в живёхонький сад и жадно огляделась. Всё здесь было не так, как при ней, но ведь было! Изумрудным ковром расстилались луговые травы, среди которых проглядывал то «венерин башмачок», то горечавка, то крошечные азалии. Синели пышные кочки лаванды, облепленные гудящими пчёлами. Тянулись к небу молоденькие кипарисы, выстроенные в аллею, которой здесь раньше и не намечалось. Шелестели тревожно, словно часовые, защищающие границу владений, ещё тонкие и стройные каштаны с корой, пока гладкой, светлой. Подставляли солнцу головы любимые Ирис пионы, розовые, белые, красные… А дальше, в той половине сада, куда ещё до отъезда в Лютецию у Ирис не дошли руки, синел отражаемым небом вычищенный пруд с парой лебедей, за которыми поспешали в домик на середине водной глади семь пушистых жёлтых лебедят…

Пруд был окружён несколькими холмами, с которых сбегались к воде три дорожки, образованные естественными уступами в известняке. В своё время Ирис так и не додумалась, что же ей сделать с этими возвышенностями, неудобными для садоводов, и оставила их в покое, решив на досуге как-нибудь преобразить. Но чьи-то трудолюбивые и умелые руки обтесали камень, сделав широкие ступени, свободное место засыпали плодородной почвой, высадили луковицы…

И всё, показавшееся фее сейчас необозримым, пространство от воды и почти до самого горизонта было теперь заполонено ирисами, готовившимися зацвести. Сиреневыми, фиолетовыми, синими, жёлтыми, белыми, розовыми, обычными, гигантскими, возвышающимися этакими великанами, и карликовыми, жмущимися к оставленным для красоты круглым валунам… Всеми.

Не чувствуя под собой ног, Ирис подошла к пруду. Из воды на неё глянуло собственное лицо, немного испуганное и… счастливое.

— Что… это? — только и смогла она спросить у отражения маршала Винсента.

Он сдержанно, однако не скрывая удовольствия, улыбнулся.

— Подарок, сударыня.

— От… от герцога?

— Не угадали!

Синие глаза маршала весело блеснули.

— Его сиятельство граф де Камилле, узнав, как вы огорчились, потеряв по несчастному стечению обстоятельств свой сад, в который вложили столько любви и труда, выписал сюда королевских садовников и… не побоюсь этого слова — обчистил все их запасы, а заодно, кажется, все цветочные хозяйства столицы и пригородов. Разумеется, срок до вашего возвращения был невелик, но и народу сюда собрали немало… Н-да. Их сиятельства Эстрейские, конечно, тоже изволили руку приложить, как не без этого. Но, поверьте, самым строгим заказчиком был Филипп де Камилле, которому я лично, по возвращении в Эстре, слал ежедневные отчёты о проделанной садовниками работе. Травы-то и цветы быстро прижились: братья-бенедиктинцы им помогли. А вот с деревьями пришлось повозиться. Но ничего, как видите, наши мастера справились! Конечно, вы своей рукой превратите этот уютный уголок в настоящую красоту…

Не дослушав, Ирис порывисто обняла Винсента Модильяни.

— Спасибо!

Он с удовольствием чуть сжал её в объятьях, улыбнулся, давая понять, что верно истолковал сердечный порыв, и ответил с чувством:

— Я всего лишь по мере сил способствовал, сударыня. Говоря откровенно, объятий… — Он хитро сощурился. — … А, возможно, и куда более пылких благодарностей заслуживает тот, без которого эта земля и по сей час оставалась бы бесплодной и пустой. И ведь учтите…

Он наклонился к её уху и заговорщически прошептал:

— Его люди работают здесь больше месяца! Филипп затеял всю эту авантюру куда раньше, чем сделал вам предложение. Каков, а? Слушайте, сударыня Ирис, что вы сделали с этим сухарём? Поделитесь секретом, я никому не скажу!

— Да? — растерянно отозвалась Ирис. — Месяц? А если бы я… отказала?

— Он просто сделал вам подарок. Ни на что не рассчитывая, поверьте мне.

Маршал засмеялся. Сняв шляпу, учтиво поклонился.

— Оставляю вас, сударыня, и спешу к герцогу с известием о вашем благополучном прибытии. Желаю здравствовать! И ждём вас в Гайярде не позднее нынешнего вечера!

— Непременно… — пробормотала фея ему вслед.

…Теперь она видела преображённый сад немного иначе. Намётанный глаз отмечал и качество плодородной земли, и рыхлость дёрна, приращенного не так давно, не успевшего спрессоваться с местной почвой, и матовую поверхность голышей, устилающих дорожку, ещё не отполированных множеством хождений, и само ощущение новизны, свежести…

— Как здесь хорошо-то! — сказал за её спиной Пьер.

Молодой человек с удовольствием вздохнул полной грудью, выдохнул… И, пожалуй, впервые на его лице появились умиротворение и покой.