постоянном мире и, следовательно, в мировом государстве, и что ни в один период современной истории моральные, социальные и политические условия мира не были менее благоприятными для создания мирового государства. Наконец, нельзя уклониться от вывода, что как не может быть государства без носка желающего и способного его поддержать, так не может быть и мирового государства без всемирного сообщества, желающего и способного его поддержать.

Все исторические политические структуры, которые были близки к тому, чтобы стать мировыми государствами, имели одну общую черту: одно могущественное государство создавало их, завоевывая других членов того, что тогда было известным поэтическим миром. У большинства этих мировых государств есть еще одна общая черта: они почти никогда не пережили жизнь своих основателей.

В западной цивилизации единственным исключением из этого правила является Римская империя. Своим уникальным долголетием это мировое государство было обязано двум необычным преобразованиям. Римские завоеватели превращали завоеванных в римлян, либо принимая их в доминирующую цивилизацию в качестве римских граждан, либо выкорчевывая их из родной цивилизации и превращая в рабов. Однако в процессе завоевания, особенно эллинистического мира, римский завоеватель трансформировал себя, переделывая свою собственную цивилизацию по образу и подобию цивилизаций завоеванных. Благодаря этому двойному процессу слияния Рим создал новое моральное и политическое сообщество, созвучное его завоеваниям и способное придать стабильность новому государству. К этим двум трансформациям следует добавить еще то обстоятельство, что после завоевания средиземноморского мира Римская империя распространилась на политически пустые пространства, заселенные варварами, чьи слабо организованные цивилизации распались под воздействием превосходящей и привлекательной цивилизации завоевателя.

Большинство других мировых государств распалось, как только их построили завоеватели. Ибо под политической и военной надстройкой, возведенной силой, жили национальные общества, каждое со своими моральными ценностями и политическими интересами, и каждое пыталось сбросить иго завоевателя. Эти мировые государства не были естественным порождением соразмерного им мирового сообщества, а были творением силы, искусственно наложенным на множество волевых национальных обществ. Конечно, верно, что, например, потенциальное мировое государство Наполеона было разрушено неиспользованными резервами Великобритании и России. Но когда в 1812 году эта империя впервые показала свою военную слабость, потерпев неудачу в решении крупной задачи расширения, национальные общества, из которых она состояла, вновь заявили о себе и вместе с Великобританией и Россией положили ей конец.

Завоевания меньшего масштаба, которые могут объединить завоевателей и завоеванное население в новое сообщество, подвержены меньшему риску восстания и ирредентистского сепаратизма. В качестве примера можно привести отношения между Ирландией и Великобританией, Польшей и Россией. Если завоеватель может собрать подавляющую силу, конфликт двух национальных обществ, живущих в пределах одного государства, не представляет опасности для мира. Если, однако, сила завоеванного народа не превосходит силу завоевателя, потенциальное состояние гражданской войны между завоевателем и завоеванными будет подрывать силу государства, хотя в современных условиях ведения войны это может не угрожать его существованию.

Государство, созданное путем завоевания и лишенное поддержки мирового сообщества, имеет шанс сохранить мир в своих границах только в том случае, если оно сможет создать и поддерживать полную дисциплину и лояльность среди миллионов солдат и полицейских, необходимых для принуждения к власти над безвольным человечеством. Такое мировое государство будет тоталитарным монстром, стоящим на глиняных ногах, сама мысль о котором поражает воображение.

То, к чему должно привести создание мирового государства, Швейцария, похоже, уже достигла — создание нового федерального государства из нескольких суверенных наций со своим языком, культурой, историей, лояльностью и собственной политикой. Швейцария смогла объединить двадцать два суверенных государства, говорящих на четырех разных языках, в одну политическую организацию. Почему бы шестидесяти двум государствам мира не сделать то же самое? Пусть они примут федеральную конституцию, как это сделали швейцарцы, пусть они ведут себя по отношению друг к другу так, как ведут себя швейцарские государства, и проблема мирового государства будет решена. Этот аргумент кажется убедительным и часто рассматривается в популярных дискуссиях. Однако он распадается при столкновении с фактами истории Швейцарии.

Прежде всего, единое швейцарское государство возникло в 1848 году. До этого швейцарские государства образовали конфедерацию, которая больше напоминала успешную Лигу Наций или Организацию Объединенных Наций, чем единое государство. Эта конфедерация выросла из ряда постоянных союзов, заключенных между так называемыми лесными кантонами и некоторыми городскими кантонами в течение XIV века. Эти союзы были результатом определенных идентичных и взаимодополняющих интересов, которые объединяли эти государства для защиты от общих опасностей. Почему эти союзы пережили особые случаи, из которых они возникли, и даже превратились в тесные узы конфедерации с общими органами управления? Ответ на этот вопрос даст объяснение феномену Швейцарии.

Однако важно, что баланс сил оказывал это защитное влияние только до тех пор, пока длилось соперничество между могущественными соседями Швейцарии. Наполеоновские победы в Италии сразу же разрушили эту защиту, и с 1798 года Швейцария стала незадачливой добычей враждующих армий. Стоит также вспомнить, что в то время, когда Австрия, Германия и Италия были объединены в Тройственный союз, итальянский генеральный штаб шесть раз предлагал немецкому генеральному штабу пройти через Швейцарию в совместной кампании против Франции.

Таким образом, это был не просто волевой акт, выраженный в конституционном устройстве, а ряд своеобразных и, в своей совокупности, уникальных обстоятельств, которые позволили Швейцарии родиться и выжить. Следует добавить, что если эти обстоятельства позволили Швейцарии выжить в окружении могущественных соседей, то они не позволили ей сохранить мир между составляющими ее государствами. В течение чуть более 300 лет швейцарские государства вели между собой пять религиозных войн, в которых участвовали все или почти все государства, последняя из которых произошла в 1847 году, а также множество мелких войн, в которых участвовали лишь некоторые государства. Большое количество революций и государственных переворотов дополняют картину гражданских войн.

Какой же свет проливает история Швейцарии на проблему мирового государства? Мы можем согласиться с выводами профессора Раппарда о том, что Швейцария как конфедерация имела ограниченную национальную безопасность только «в силу особых обстоятельств, присущих самому этому режиму»…. В той мере, в какой швейцарский опыт пяти веков коллективной безопасности может послужить уроком для нынешнего поколения, этот урок явно негативный. Он подтверждает одновременно и наблюдения, сделанные в недавнем прошлом, и учения простого здравого смысла. Пока безопасность международного общества зависит только от свободного сотрудничества полностью суверенных государств, она остается неизбежно хрупкой. Таким образом, опыт Швейцарии подтверждает наши собственные выводы о хрупкости мира путем ограничения, подчеркивая одновременно необходимость и трудность создания государства, стоящего над национальными государствами.

Пример того, как были созданы Соединенные Штаты, часто приводится в качестве доказательства возможности создания мирового государства здесь и сейчас путем конституционного