встрече грайков. Разведчики Алдера докладывали о том, что грайки, не торопясь, скапливаются в Файфилде, и ходили слухи, будто среди беженцев, прибывших в Данктон, были сидимы, то есть шпионы Хенбейн.

Никто не знал и никогда не узнал, было ли это правдой, но Триффан решил не рисковать и закончить все, что еще не сделано, побыстрее и абсолютно тайно. Триффан сам еще раз побывал в Болотном Краю вместе с Мэйуидом, прошел по тоннелю под рекой, а потом в течение двух дней обследовал дороги на другом берегу, желая убедиться, что по ним можно будет быстро отойти в сторону Вена, если кроты выберут этот путь.

Триффан и Скинт изо всех сил старались, чтобы ни один крот не смог заподозрить, какие планы вынашивались по поводу Болотного Края. Тем временем Монди наблюдала за тем, как недавно ставших матерями кротих вместе с их подросшим непослушным потомством выводили из Истсайда на центральные склоны.

Алдер завершил обучение кротов, разделил их на группы по четыре (считалось, что такими отрядами легче всего управлять и в битве, и в обороне) и разместил своих бойцов в опустевших норах Истсайда, где они должны были вырыть систему ходов и убежищ, которая позволила бы небольшому числу кротов держать длительную оборону.

Другие отряды были размещены на юго-восточных склонах за лесом, обращенных к шоссе ревущих сов, чтобы подготовить там линию защитных укреплений на двух уровнях, систему, которую придумали Алдер со Скинтом, благодаря чему их признали величайшими стратегами своего времени.

Тогда же совершенно секретно отобрали несколько кротов, чьи имена неизвестны и по сей день, потому что они не были упомянуты в отчетах Спиндла (известно только, что руководил ими Триффан, а помогали ему Мэйуид и по-прежнему немногословный Хоум), и они построили ходы и ложные тупики восточной части Болотного Края, в ее самых заброшенных уголках. Они надеялись, что, после того как основная масса кротов Данктона уйдет, маленькая группка смельчаков сможет незаметно укрыться здесь и неожиданными нападениями постоянно пугать и изводить захватчиков.

Единственным из старейшин, который знал об этой работе, был Скинт. Только ему и Триффану были известны планы, касающиеся всей системы в целом.

Ночь за ночью Триффан с немногочисленными спутниками пробирались к Болотному Краю, теперь охраняемому часовыми; там они рыли эти необычной формы залы и тайные тоннели, которые потом получили название Линия обороны Болотного Края. Они работали на четырех уровнях — иногда даже втайне один от другого, — строя такие крошечные и столь искусно замаскированные входы и выходы, что, как говорили, крот, выбравшийся с глубины, где он трудился, наружу, чтобы подышать свежим воздухом, мог не найти дороги обратно.

Кроме Скинта и Триффана (да еще Мэйуида, за передвижениями которого трудно было уследить), право свободно ходить по системе имел только Спиндл, который эти последние дни проводил в беседах со старыми кротами, собирая все, что мог, об истории системы — стихи, рассказы об обычаях и традициях. В это время была допущена одна ошибка. Тайная библиотека, которую создал Спиндл, располагалась на юге, то есть там, откуда вероятнее всего можно было ждать нашествия грайков. Спиндл трудился день и ночь, записывая то, что рассказывали кроты; иногда ему помогал Мэйуид, который, помимо собственных записей, делал зарисовки обследованных им тоннелей. Впервые в истории кротов система была отображена и зафиксирована подобным образом.

— Что это? — спрашивал Спиндл, глядя на непонятные наброски.

Это тоннели, дороги и тропинки, ученейший господин, — отвечал Мэйуид, — чтобы кротам легче было определить, где они находятся.

Однако там, где проходила Линия обороны Болотного Края, Мэйуид оставил на плане пустое место — на случай, если его чертеж найдут и станут изучать враги.

Иногда на очень короткое время Спиндл выбирался на поверхность Древней Системы, оглядывал ее пустые склоны и тосковал по своей Тайм. Потом он думал о своем сыне Бэйли, беспокоился, в безопасности ли он, от души надеясь, что с ним все в порядке. Спиндл ничего не слышал о Бэйли, хотя в своих странствиях по системе забредал дальше, чем кто-либо другой, но в это время года подрастающее поколение держали поближе к норам, и крот-самец мог вообще не видеть кротят. Потом Спиндл снова спускался к себе, чтобы в трудах, возложенных им на себя, забыться и приглушить чувство потери.

Тем временем на поверхности, будто вопреки этим мрачным лихорадочным приготовлениям, Лес захлестнул радостный май. Благодатная весна принесла с собой столько красоты, что, хотя мало кто в эти напряженные дни мог остановиться и полюбоваться ею, все, кто был тогда в Данктоне, вспоминали о тех днях, как о сказке, навсегда оставившей у них желание вернуться туда.

На самом верху холма, где Лес кончался, на больших буках лопнули почки и появились робкие зеленые листики; потом эта робость исчезла, словно подхваченная дуновением несущего майские ароматы ветерка, и кроны деревьев развернулись во всем великолепии, образовав залитые светом зеленые живые залы с коричневым полом, усыпанным прошлогодней листвой. А над великим Камнем сквозь вздымающиеся ввысь огромные ветви лились на землю лучи света, внушавшие кроту, которому случилось бы оказаться здесь, что быть кротом и быть в Данктоне — значит вечно наслаждаться жизнью и летом.

На южных и восточных склонах, где бойцы Алдера трудились, готовя под землей оборонительные сооружения, сквозь слой сухих буковых листьев и низкого кустарника пробились зеленые завитки ростков папоротника-орляка. Его стебли, казалось, были наполнены солнечным светом, а листья, поначалу слабые, набирали силу день ото дня, поднимаясь все выше, становясь все гуще, крепче, и все увереннее шуршали на ветру.

Среди папоротника сновали возбужденные белки и перелетали с места на место лесные дятлы. А иногда по хрустнувшей ветке или брызнувшему из нее соку можно было понять, что тут прошла лиса, остановилась, осмотрелась, слегка поколебалась, а потом стремглав понеслась с крутого восточного откоса на свои широко раскинувшиеся охотничьи угодья в Лугах.

И все же самым красивым и в то же время скромным было море колокольчиков, разлившееся на нижних склонах. В конце апреля цветы были еще в бутонах, а в мае они раскрылись, сменив белые анемоны, и залили синевой тихие поляны, где с первым весенним теплом появлялись желтые первоцветы. Там же, где несколько лет назад прошел огонь, выросли высокие пролески, дающие укрытие и кроту, и черному дрозду. Иногда солнце проникало до самой земли и освещало потаенные места меж сырыми стволами деревьев, откуда выглядывали пурпурные дикие орхидеи или где затаилась лесная мышь, дрожа, вся в волнении, морща лоб и размышляя, вернутся ли сюда