— Значит, вы утверждаете, что ваш племянник оказался рядом сэпицентром взрыва совершенно случайно? — в третий раз произнес следователь и втретий раз услышал тот же ответ:

— Да, утверждаю. Это был террористический акт, никогоконкретно они убить не хотели.

Следователь понимал, что стоит за этим ответом. «Не лезь вмои дела, я сам разберусь», — говорил старый вор.

— Владимир Васильевич, а вы не собирались пройти помагазинам вместе с племянником? — не унимался следователь. — Насколько намизвестно, Геннадий впервые приехал в Москву, он совсем не знает города. Почемубы вам его не сопровождать?

— Намекаешь, что это меня хотели замочить? — подмигнулПныря. — Конечно, вам было легче копаться в этом дерьме, если бы взрыв оказалсяобычной заказухой. Нет, дружок, это террористы, это вам они привет передали, авовсе не мне. Так что давайте, ребята, ловите их, наказывайте, а я буду за васБогу молиться, потому что мне, сам понимаешь, хочется посмотреть в глаза гадам,из-за которых во цвете лет погиб мой единственный любимый племяш.

Сверху послышался тихий треск и шорох.

— Где деньги, блин? — крикнул попугай под потолком.Следователь вздрогнул и поднял голову. Попугай сидел на люстре. Дверца клеткибыла распахнута.

— Вот чертяка, опять клювом открыл, — усмехнулся Пныря и,задрав голову, крикнул:

— Давай-ка домой, ишь, умный. Летает как курица, а туда же.Смотри, болван, свалишься либо люстру мне снесешь.

— Око за око! — ответил попугай и качнул люстру.

— Ну что с ним делать, — развел руками Пныря, — ладно, пустьпогуляет.

Попугай между тем внимательно смотрел на следователя сверхувниз и вдруг странно замер. Через секунду следователю на плечо шлепнулось нечтожидкое, черно-белое. Тяжелый, хриплый смех Пныри прокатился по гостиной.

— Ай безобразник! — обратился он сквозь смех к попугаю. — Какты себя ведешь? Вот сейчас позову повара, он отдаст тебя малышу на ужин. Вы ужизвините глупую птицу, это он вас из вежливости пометил, вы ему понравились,вот он подарочек и преподнес. Возьмите платочек, не волнуйтесь, на пиджакеникакого пятна не останется.

Следователь передвинул свое кресло, чтобы больше не получатьподарочков, достал из кармана пачку бумажных платков, оттер пиджак и,принужденно кашлянув, спросил:

— Скажите, а почему вы приставили охрану к ГеннадиюНиколаевичу?

— Ур-рою, падла! — весело пообещал попугай и толкнул клювомподвеску люстры. Послышался сладкий хрустальный звон.

— Эй, ты там давай поаккуратней, дурак, — поморщился хозяин,— нахамил, теперь сиди тихо, а то я тебя так урою, что навсегда заткнешься. —Он погрозил попугаю пальцем и взглянул на следователя:

— Спрашиваешь, зачем я охрану приставил? Чтобы Генашевеселей было. А ты что подумал? Мой родственник не может по Москве спокойнопогулять, обязательно замочат? Не-ет, милый, я давно никого не опасаюсь. Ябессмертный, понял? Это все знают. Пныря никогда не умрет. Тело истлеет, душаостанется. Понял? — Лицо Пныри побагровело, последние слова он прокричал такгромко, что уснувший было крокодил опять засуетился в аквариуме.

— Да вы успокойтесь, — вздохнул следователь и закурил. —Никто не сомневается в бессмертии вашей души.

— Понятное дело, теперь вы все не атеисты, не то что раньше.

— Вы тоже, — улыбнулся следователь, — не то что раньше.

— Это точно, — кивнул вор, — только у нас это всегда былоделом добровольным, а вы даже в Бога веруете с дозволения начальства.Попробовал бы в старые времена какой-нибудь комитетчик ребенка крестить, мигомбы вылетел из органов и из КПСС. Теперь стало можно, и даже поощряется, вот вы иполезли в Божьи храмы, замаливать старые грехи.

— Ну, значит, вы лучше нас, — усмехнулся следователь, — я несобираюсь спорить.

— Правильно, потому что сказать нечего, В общем, так, сынок.Вы ищите террористов. Их много развелось, видишь, какая у нас политическаяситуация неприятная. Есть еще вопросы?

Следователь задумчиво глядел в черные глазницы, такиеглубокие, что при определенном положении тени и света они казались пустымибездонными дырами. Вопросов было еще очень много, но все они, к сожалению,никакого отношения к взрыву в торговой галерее и гибели племянника не имели.Пока, во всяком случае.

* * *

На визитной карточке Радченко Эдуарда Сергеевича, менеджерафирмы «Вирджиния», был ручкой вписан номер мобильного телефона. У Вари головашла кругом. Ей страшно хотелось курить, но вместо сигареты она сунула в ротледенец и набрала номер.

— Да! — рявкнул мужской голос так, что зазвенело в ухе.

— Эдуард Сергеевич, что с вами? — ласково и удивленнопрощебетала Варя. — Вы здоровы?

— Кто это?

— Варя Богданова.

— Ах, ну да, привет, извините, не узнал.

— Эдуард Сергеевич, я насчет того костюма, от «Шанель».Помните, вы показывали каталог? Пришла коллекция?

— Какой костюм? — спросил он металлическим голосом последолгой паузы.

— Ну как же? От «Шанель», бледно-зеленый шелк, троечка,юбка, топик и пиджак. Там у вас еще были к нему туфли и сумочка из крокодиловойкожи. Вы обещали отложить для меня. Мы договаривались о наличных, с деньгамивсе нормально. Я могу подъехать в бутик? Да, кстати, вам большой привет отПетра Петровича.

Последовала еще одна пауза, невозможно долгая, словноРадченко забыл, что говорит по мобильному.

— Я вас понял, — произнес он наконец тихо и испуганно, — яготов с вами встретиться. Скажите, где и когда.

У Вари сильно стукнуло сердце. Она глубоко вздохнула инечаянно проглотила леденец, чуть не подавилась, но справилась с кашлем истрого отчеканила:

— В Сокольниках, у церкви, через час. Вы знаете мою машину,белый «Опель».

Тронувшись с места, она доехала до ближайшего универсальногомагазина, купила маленький диктофон, кассеты, легкую полотняную сумочку ипрозрачный шелковый шарф, вышла, огляделась, села за столик в уличном кафе умагазина, заказала стакан сока. Надо было успокоиться. Менеджер Радченко былнеплохим психологом, и малейшее волнение могло испортить всю игру. Она казаласьсебе человеком, который решился перейти пропасть по жердочке с завязаннымиглазами, в туфельках на каблуках и без всякой гарантии, что там, на противоположнойстороне, не пристрелят, если все-таки дойдешь.