— Об этом спросите у Смачного. После знакомства с ним ярешила, что никогда больше не буду обращаться за помощью к вам. Это мой первыйи последний опыт.

— Ну ладно, Ксения Михайловна, у нас тоже разные людислужат. Значит, преступник ушел. А потом вы увидели его на улице, и поэтомузакричали? Погодите, а как вы поняли, что это был именно он, если не видели,кто стоял за дверью?

— О Господи, ну кто же еще? Я же сказала, он сумасшедший. Онвернулся потому, что забыл в ванной нож.

— Какой нож? — Капитан не выдержал, выбил из пачки сигарету,но, покосившись на ребенка в коляске, закуривать не стал.

— Очень странный нож. Я не знаю, возможно, он принадлежалмоей свекрови, она занимается антиквариатом, и преступник пришел за ним, нашел,отправился умываться в ванную и забыл в спешке. Но, возможно, это его нож, оноткрывал им шкатулку с драгоценностями. Она была взломана.

— И где сейчас этот нож?

— Там и лежит, в ванной. Он старинный, дорогой, на ручкеинкрустация, и лезвие, как шило, ромбовидной формы.

«Оба на!» — рявкнул кто-то в голове капитана. Дело в том,что к ориентировке на серийника прилагалось примерное описание орудия убийства.Речь шла о ноже с ромбовидным лезвием, как у кортика.

— То есть лежит в ванной, а у преступника есть ключ отквартиры? — уточнил капитан, вскакивая и вылетая из кабинета.

«Ну вот, сейчас пришлют вооруженную группу, — подумалаКсюша, — в квартире устроят засаду. Напрасно. Ножа там уже нет. За это время онмог десять раз успеть».

Из сумочки она достала зеркало, взглянула на себя и впервыеза последние месяцы самой себе улыбнулась. Вместо всяких чужих злобныхбезобразных физиономий, которые она привыкла видеть в зеркалах, на нее смотрелаона сама, живая, красивая, счастливая.

— Что же такое хорошее сегодня у нас случилось? — спросилаона веселым шепотом у спящей Маши. — К кому сегодня вечером мы отправляемся вгости? Может, все это не правда, минутный порыв, может, он в очередной разпоссорился с очередной стервой, и звонок пришелся кстати? Даже если так, неважно.

— Вы с собой, что ли, разговариваете? — удивился капитан,появившись на пороге.

— Нет, с ребенком.

— Но она же спит.

— Ничего, она и во сне все слышит. А что вы собираетесьделать?

— Ловить бандита. Вы не могли бы одолжить ключи от квартиры?

— Надеетесь схватить его на месте преступления?

— Пожалуйста, дайте ключи. Очень мало времени. Вы посидитездесь еще минут сорок, а потом мы вас проводим домой.

Иван Косицкий оставил машину на небольшой площадке у воротдачного поселка и к дому Солодкиных отправился пешком. Бесшумно открыв калитку,пройдя несколько шагов, он услышал, как на первом этаже звякнуло и распахнулосьокно. Вдоль фасада росли высокие кусты сирени, окон не было видно.

— Отстань, — донесся хриплый, тяжелый бас, — и закрой,комары налетят.

«У него был очень низкий голос», — вспомнил капитан словаофицианта, на цыпочках подошел к дому, спрятался за кустами под окном, сбольшим интересом прослушал разговор между Солодкиным и домработницей и толькопотом постучал в дверь.

Олег даже не потрудился встать с койки, когда в столовуювошел капитан милиции.

— Вот, Олежек, это к тебе, — шепотом сообщила Раиса иобратила к капитану испуганные глаза. — Только, пожалуйста, скажите сразу, чтослучилось? Да вы присаживайтесь, может, вам кофейку? Или вот, морс у нас естьклюквенный.

— Спасибо, — улыбнулся ей Косицкий, — от кофе не откажусь, иот морса тоже. Олег Васильевич, — обратился он к бледному, опухшему чучелу надиване, — когда вы в последний раз встречались с Коломеец Лилией Анатольевной?

— А в чем дело? — спросил Солодкин без всяких эмоций, однаковсе-таки сел и спустил ноги с дивана.

— Пожалуйста, отвечайте на вопрос.

— Нет, ну что случилось? Вообще, кто вы такой и как сюдапопали?

— Я уже представился. Капитан Косицкий, уголовный розыск.Вот мое удостоверение.

— Да к черту удостоверение. Почему вы спрашиваете о Лиле?Что с ней? — Он как будто немного ожил, пришел в себя и уставился на капитанавыпуклыми шоколадными глазами.

— В ночь с шестого на седьмое июня Лилия АнатольевнаКоломеец была жестоко убита в своей квартире. Восемнадцать ножевых ранений.

— А-а! — тихо вскрикнула Раиса, застывшая на пороге.

— Что с ребенком? — Олег вскочил и подлетел к капитану. —Где девочка?

— Сядьте, пожалуйста, — скомандовал Косицкий. — Люся вбольнице, в подростковом отделении Института имени Сербского.

— Что с ней? Ну не тяните, скажите мне. — Он тяжело упал настул. — Ее не ранили, не изнасиловали? Прошу вас, не мучьте меня.

— Никто вас мучить не собирается, — проворчал капитан идостал сигареты. — Ее не ранили. Ее убедили взять на себя убийство тети. Онавсе время повторяет, что убила тетю Лилю. А что касается изнасилования, — онприкурил и глубоко затянулся, — ваша дочь была на третьем месяце беременности.В больнице у нее случился выкидыш.

— Ой, батюшки, — прошелестел голос Раисы, — я говорила тебе,забери ее оттуда.

Олег схватился за виски, губы его посинели, капитан услышалтихую деревянную дробь и не сразу понял, в чем дело. Солодкин дрожал, и ножкистула под ним стучали, словно барабанные палочки.

— Мне нужен адрес семейного детдома, в котором жила Люся, —быстро, громко произнес Косицкий.

— Ня… лоп, — прохрипел Олег, лицо стало серым, он попыталсявстать, потерял равновесие, опрокинул стул, попятился к дивану, но не дошел,сел на пол, продолжая трястись так, что был слышен стук зубов. Дышал он часто,хрипло, губы налились синевой, словно он пил чернила.

— Ланрус… ня… бол… ся… тру… восемь… два… — повторял онгромко и довольно внятно, глядя на капитана бешеными умоляющими глазами.

— Вам плохо? — тихо спросил капитан.

— Лоп… тру… Руслан…бух… сердце…

— Олежек, миленький, что, сердце болит? — бросилась к немуРаиса. — Ну не дрожи так, что сделать, что?

— «Скорую» надо, вот что. — Капитан присел у дивана накорточки и посчитал пульс. Не меньше ста двадцати в минуту. Кожа мокрая ихолодная. — Есть у вас аптечка? Что-нибудь сердечное, кардеомин, или хотя бынитроглицерин. Да звоните же, быстрей!