Остаток дня войска грабили город.

Как можно любезнее, без излишней жестокости. Рин строго приказала солдатам оставить в покое мирных жителей и их дома. Даже с учетом разрушенных землетрясением зданий в Цзиньчжоу было достаточно богатств – в уцелевших складах, амбарах и лавках хватало товаров, чтобы прокормить армию несколько месяцев. Войска нагрузили фургоны мешками с рисом, зерном, солью и вяленым мясом, пополнили запасы бинтов и снадобий, заменили ржавые телеги на новые, чьи колеса и оси в солнечных лучах блестели серебром.

Но самой ценной находкой оказались рулоны хлопка, льна и шелка, сложенные кипой на складе тканей. Теперь у армии появились бинты. Теперь они могли починить обувь, которая после похода через хребет Баолей так истрепалась, что за Цзиньчжоу солдаты дрались босиком. И впервые за свою короткую историю армия южан обзавелась военной формой.

До сих пор они были одеты в те же обноски, в которых вышли из южных провинций. В битве солдаты отличали своих по полоскам глины на лице, как предложил Суцзы во время нападения на Улей, и старались не носить ничего голубого, чтобы товарищи не приняли за врагов. Теперь же в распоряжении Рин были ткани, краски и превосходные портнихи Цзиньчжоу, готовые выполнить любое ее требование.

Портнихи попросили ее выбрать цвет. Она остановилась на коричневом, главным образом из-за дешевизны красителя, который делали из танинов древесной коры, ракушек и плодов растений. К тому же такой цвет прекрасно подходил южанам, напоминая речной ил. Когда богиня-улитка Нюйва сотворила первых людей, она любовно сделала аристократию из лучшей глины, а потом потеряла терпение и наскоро соорудила остальных из грязи. В Синегарде ее так часто называли плебейкой с кожей цвета грязи, что для Рин это звучало как девиз.

Пусть называют нас грязью, решила Рин. Она и вышла из грязи. Как и ее армия. Но грязь терпелива и вездесуща, она необходима. Земля дала жизнь этой стране. Земля всегда требует обратно то, что принадлежит ей.

* * *

– Великая черепаха! – сказал Катай. – Ну вылитый дворец наместника.

Они стояли в главном зале приемов местной ратуши, с высокими потолками, резными каменными стенами и гобеленами с каллиграфией, висящими по углам. Вдоль стен тянулись позолоченные полки со старинными вазами, мечами, медалями и доспехами времен Красного императора. Каким-то чудом здание уцелело во время землетрясения.

Забирая эти сокровища, Рин чувствовала себя виноватой и в то же время ликовала, как проказливый ребенок, копающийся в родительском шкафу. Она не могла избавиться от чувства, что ей здесь не место, что все это ей не принадлежит.

Нет, принадлежит, напомнила она себе. Ты завоевала город. Разрушила его. Ты победила.

Конечно, они все это продадут. Торговцы Муг превратят эти сокровища в серебро. Скользя пальцами по шелковому вееру, Рин представила, как обмахивается им, сидя в роскошных шелках, какие когда-то носила Дацзы, а ее позолоченный паланкин несет восторженная толпа.

Она отмахнулась от этих образов. Веер – для императриц. Генералы держат в руках меч.

– Смотри, – позвал ее Катай. – Кто-то слишком много о себе возомнил.

Стоящее в дальнем конце зала кресло городского головы было богато украшено и больше похоже на императорский трон, чем на кресло городского чиновника.

– Интересно, как он проводил встречи, – сказала Рин. Кресло было приколочено к высокому помосту. – Чтобы посмотреть на кого-то, можно свернуть шею.

Катай фыркнул.

– Наверное, он был коротышкой.

Из любопытства Рин забралась на помост и села в кресло. Вопреки ожиданиям, оно предназначалось для человека высокого роста. Ее ноги не доставали до пола, болтаясь, как у ребенка. И все же при взгляде на сверкающий позолотой зал и длинный стол совета, во главе которого она сидела, ее охватил трепет. Она представила его заполненным людьми – военными, советниками и городскими чиновниками, внимающими каждому ее слову.

Каково это – править день за днем? Что чувствует Нэчжа, сидя в небесно-голубых залах Арлонга, где-то на другом конце страны?

Она прекрасно знала всепоглощающий вкус силы. Но, сидя на завоеванном троне и глядя на пустые кресла внизу, Рин впервые ощутила восхитительную сладость власти. Алтан не оставил ей в наследство тягу к власти, ведь он занимался только разрушениями и местью. Алтан не мечтал захватить трон.

Но Рин могла гореть гораздо ярче, чем когда-то Алтан.

Неудивительно, что Нэчжа предпочел Республику, а не Рин. Она без колебаний поступила бы так же.

«Что ж, наслаждайся властью в своей Республике, – подумала Рин, вцепившись в подлокотники кресла. – Наслаждайся, пока можешь, Молодой маршал. Посмотри на ее великолепие и хорошенько запомни. Потому что я сожгу все это».

В «Искусстве войны» стратег Сунь-цзы подробно описывал концепцию под названием «ши», что переводится со старониканского примерно как «энергия», «влияние» или «стратегическое преимущество». Ши – это вода, так быстро бегущая вниз по течению, что срывает камни из ложа ручья. Ши – это опустошение, которое сеют падающие со склона горы валуны. Ши – это энергия, которая накапливается и усиливает саму себя.

Победа Рин в Цзиньчжоу послужила толчком, покатившим камень с горы.

После этого все стало намного легче. У Нэчжи не хватало войск для защиты захваченных территорий, и он поспешно отступил на юго-восток, за горы Циньлин и Даба, служившие естественной защитой Арлонга. Обороняясь на два фронта, он принял единственно возможное стратегическое решение – сосредоточился на обороне провинции Дракон, предоставив остальным территориям Республики драться самостоятельно.

На пути через провинцию Овца войска Рин шли по сплошным выжженным полям и покинутым деревням – жителям явно приказали за одну ночь собрать вещи и уйти в горы или за линию фронта. Все, что беженцы не смогли взять с собой, они бросили гнить на солнце.

Очень часто армия южан натыкалась на трупы животных, сложенных в груды, над вспоротыми животами свиней жужжали мухи. Это мясо было еще отличным всего два или три дня назад.

Таков классический принцип войны у никанцев: если вторжение врага неминуемо, уничтожь все вокруг и возведи высокие стены. Когда положение выглядело угрожающим, никанские вожди разрушали сельские поселения и перевозили провизию, людей и припасы за стены городов, чтобы ими не завладел враг. Все, что нельзя было перевезти, сжигали, отравляли или закапывали. Эта старейшая военная традиция Никана лишь увеличивает страдания невинных. Один хочет завоевать страну, а другой не хочет, чтобы его подданные достались врагу, и в итоге обе стороны приносят народу одни мучения.

Со стороны мугенцев такое поведение было бы демонстративным вызовом. Но со стороны Нэчжи, которому положено управлять провинциями и защищать своих людей, это было явным проявлением слабости. Значит, гесперианские союзники его бросили. Значит, он понимал, что не сумеет помешать южанам войти в провинцию Дракон и может лишь замедлить их продвижение.