Схватив Маргариту за руку, он ушел из комнаты – таким быстрым шагом, что Маргарита едва не упала, поспевая за ним. Амлен хотел догнать Гарри, но Алиенора остановила его:

– Оставьте его. Будет только хуже, если вы последуете за ним. – Она обратилась к одному из пажей: – Найди мне Уильяма Маршала.

Амлен прорычал сквозь зубы:

– Нельзя позволять ему вести себя так на глазах у наших союзников.

– Почему? – усмехнулась она. – Его отец так и поступает, Гарри просто берет с него пример. Если Генрих сделал то, что говорит Гарри, то у нашего сына есть причины расстроиться.

– Все так и было, но это не время и не место высказывать недовольство… – стоял на своем Амлен. – Что, если он возьмет и уедет? Что будет с нашими переговорами?

– Не уедет. Куда ему ехать?

Вернулся паж с Уильямом Маршалом. Рыцарь был одет в стеганую котту, которую обычно носил под доспехами. Призыв королевы оторвал его от починки кольчуги, и его руки были запачканы смазкой и ржавчиной.

– Госпожа, – поздоровался он и преклонил колени.

– Твой господин узнал нечто неприятное для себя, – сказала Алиенора. – Найди его и проследи за тем, чтобы он не натворил чего-нибудь сгоряча. Тебя он послушает. Успокой его и не позволяй уехать, если вдруг ему придет это в голову. Займись немедленно.

Уильям посмотрел на нее умным взглядом:

– Как прикажете, госпожа. – Он поднялся, поклонился и быстро удалился.

Алиенора вернулась к Амлену, который понемногу справлялся с обуревавшим его гневом.

– Прошу вас, возвращайтесь к королю, – попросила она, – и попробуйте исправить вред, нанесенный поведением Гарри. Я тоже сделаю все, что смогу.

Амлен коротко кивнул:

– Я не уверен в успехе, но, если мы надеемся спасти хоть что-то, нам всем нужно прийти к согласию.

– Воистину. – Губы Алиеноры дрогнули. – В конце концов, не считается ли самым первым долгом королевы творить мир и не сказано ли, что миротворцы будут наречены сынами Божьими?

* * *

Как обычно, Генрих не хотел говорить о принятом им решении.

– Я так решил, и это окончательно! – отрезал он, когда Алиенора пришла к нему в покои. – И я имел полное право так решить. Пока мой сын не научится управлять своими чувствами, я не разрешу ему управлять другими людьми. И не потерплю никакого вмешательства с твоей стороны, госпожа супруга!

– Но ты ведь должен был понимать, что передача замков Иоанну разъярит Гарри? Неужели ты не мог хотя бы пообещать ему что-нибудь другое? Своими поступками ты толкаешь его в объятия французов. – (С преувеличенно тяжелым вздохом Генрих вскинул руки.) – Что бы ты сделал, если бы в восемнадцать лет оказался в таком же положении? Я же сама видела, как ты отбирал эти замки у своего родного брата. Генрих, перестань гнуть дерево, а то оно треснет. В твоей жизни и без этого достаточно проблем.

– Разве могу я давать ему земли, если он не способен править? Гарри говорит, что научиться можно лишь в процессе, только я не доверяю ему, и да, знаю, что Людовик уже вцепился в него. Не думал я, что стану бояться предательства родного сына, когда смотрел на него, спящего в колыбели.

– Ты пожинаешь то, что посеял, – произнесла Алиенора с презрением.

– И то, что взращиваешь ты, – обвинил он ее в ответ.

– Когда мы с Гарри виделись в последние годы? – возмутилась она, не веря собственным ушам. – Ты забрал его у меня совсем маленьким мальчиком.

– Ты родила его, госпожа супруга. Хотя я признаю его своим сыном, он насквозь пропитан твоим пороком.

Алиенора ахнула:

– Вот как ты смотришь на это? А кто обманывал меня снова и снова: и с моими землями, и с другими женщинами, и с обещаниями, которых надавал мне за эти годы и не моргнув глазом нарушил? Посмотритесь в зеркало, сир, прежде чем станете бросать в меня камни, и не вините меня, если увиденное не придется вам по вкусу.

– Я не потерплю этого! – гаркнул Генрих. – Я приструню этого мальчишку… Воистину, он всего лишь мальчишка!

– Да, ты не позволишь ему стать взрослым мужчиной, потому что тогда ты станешь опасаться его!

Их спор в который раз пошел по кругу. О примирении говорить не приходилось. Алиенора злилась слишком сильно, чтобы думать сейчас о мире. Она смотрела на сжатые кулаки Генриха и думала, не ударит ли он ее, но он сделал глубокий вдох и стал мерить шагами комнату, словно запертый в клетке лев.

– Когда я был в его возрасте, у меня не было выбора: я должен был сражаться за наследство. Если бы я не боролся, то ничего не получил бы. Ему не нужно бороться. Он унаследует все мое королевство, когда придет время. Нет никаких причин для этих его истерик. – Генрих помолчал и потом погрозил Алиеноре пальцем. – Ты не пойдешь против меня, ты будешь делать так, как я сказал.

– Ты угрожаешь мне, муж мой?

– Что мне остается, когда все мои доводы для тебя пустой звук? Я требую послушания – от Гарри и от тебя. Вы оба обязаны исполнять мою волю.

Алиенора вскинула голову:

– Не хотите ли еще что-нибудь сказать, сир, или позволите мне удалиться?

– Можешь идти. Но подумай как следует над моими словами. Не перечь и не мешай мне, чтобы не плакать потом о последствиях.

* * *

Гарри ждал мать в ее покоях. Когда она вернулась, он подскочил со скамьи, едва завидев ее в дверях.

– О, во имя всего святого, налей нам обоим вина и сядь! – резко остановила его Алиенора и сама села у огня, стала тереть заломившие виски.

– Я не отдам ему замки, мама. Не отдам.

– Ничего еще не решено окончательно, – ответила она. – Все может измениться, и ты должен смотреть на несколько ходов вперед.

Он раздраженно выдохнул через нос и подал ей чашу с вином.

– Ты совсем не помог себе, убежав с переговоров.

– А что мне было делать? – От возмущения у Гарри задрожал голос. – Покорно согласиться?

– Ты мог бы вести себя более сдержанно в присутствии посторонних людей. А своей выходкой уронил себя в их глазах.

– То есть ты на его стороне?

Алиенора с трудом удержалась от того, чтобы не ударить его за такую непонятливость.

– Нет, – возразила она, – я на твоей стороне, но ты подыгрываешь ему своим поведением. Не сдавайся. Мы сохраним и твои земли, и твою честь.

– Как? – с горечью спросил Гарри. – Когда? Когда он умрет? Когда я пойду против него с мечом?

– Это будет предательством! – Встревоженная, она взяла его за руку. – Ты не должен произносить таких слов! Я же говорила тебе, что нужно помнить об ответственности.

Он напрягся под ее ладонью, но не потому, что ему было неприятно. Скорее, он как будто свыкался с новой для себя мыслью.