Словно окаменев, она смотрела, как Генрих одаряет Раймунда поцелуем мира, принимая оммаж. И потом Раймунд обернулся к ее сыновьям. Сначала он склонился перед Гарри в знак признания его наследником Генриха. Гарри покосился на отца, быстро глянул на брата, покраснел, но клятву принял. Наконец Раймунд опустился на колено перед Ричардом. Тот долго колебался, а затем все-таки исполнил свою часть ритуала.

В жилах Алиеноры вскипел гнев такой силы, что на время она потеряла способность видеть и слышать. Это худшее, что мог сделать ей Генрих. Он отобрал у нее самое ценное, ядро ее власти, ядро ее сущности, и в качестве инструмента использовал не кого-нибудь, а Раймунда Тулузского.

– Вы служите дьяволу, – прошипела она Амлену. – Отпустите меня, предатель! Вы не смеете прикасаться ко мне!

Алиенора вырвалась из его хватки и бросилась прочь из зала, где свершилось предательство. Она не помнила, как оказалась в своих покоях. Приказав опешившим камеристкам собирать вещи для немедленного возвращения в Пуатье, она сорвала с вешалки несколько платьев и бросила их на постель, чтобы служанки сложили и упаковали их. А потом вонзила в ладони ногти, чтобы привести себя в чувство.

Прибежала Изабелла, испуганная и со слезами на глазах.

– Госпожа, мне так жаль, я клянусь, что не знала!

– А если бы знала, рассказала бы? – Алиенора жгла графиню негодующим взглядом. – Вряд ли, ведь прежде всего ты верна не мне, а своему мужу, вероломному прихвостню Генриха! Уходи, пока я не разрушила те мосты, что еще остались между нами.

Изабелла кусала губы.

– Мне очень жаль, правда, так не должно было случиться. Я не виню вас за то, что вы прогоняете меня.

Алиенора отказывалась смотреть на ту, кого совсем недавно считала подругой. У нее свело живот, во рту набежала слюна.

– Просто уйди, – сдерживая рвотные позывы, сдавленно проговорила она.

Изабелла сначала постояла молча, потом опустилась в глубоком реверансе:

– Я буду молиться за вас всех и сделаю все, что в моих силах, хотя это ничтожно мало. – Она всхлипнула и убежала.

Алиенора заторопилась в уборную, встроенную в толщу стены, и нагнулась над отверстием. Когда у нее из-за спины обеспокоенная Марчиза спросила, здорова ли госпожа, она отослала ее, прохрипев между приступами рвоты, что хочет остаться одна.

В конце концов спазмы прекратились. Алиенора собрала себя по кусочкам и попыталась удержать их вместе. Она не ждала, что Генрих придет к ней и все объяснит. Зачем ему это делать? Он уже ясно показал, что ни во что ее не ставит. Выйдя из уборной, она ополоснула рот вином и продолжила заниматься сборами. Только оказавшись в Пуатье, вдали от ядовитого присутствия Генриха, можно будет все обдумать и понять, что делать дальше.

Ричард пришел, когда она убирала в шкатулку кольцо с топазом. Он тяжело дышал после быстрого подъема по лестнице, и с каждым вдохом шелк котты на его груди переливался золотыми вспышками.

– Как он мог! – воскликнул младший сын. От наплыва чувств его голос по-мальчишески срывался на дискант. – Он наверняка знал, что сделает Раймунд.

– Конечно знал, – процедила Алиенора. – Таков замысел твоего отца: сделать Аквитанию вассалом Англии и Нормандии и при этом спасти лицо Тулузе. Несомненно, он думает, что поступил умно, но эта клятва недействительна. Герцог Аквитании – это ты, не зависимый ни от кого, кроме меня, а поскольку я клятву не принимала, она не имеет силы. – Алиенора перевела дыхание. – Разве ты сейчас не должен сидеть на пиру в честь триумфа твоего отца?

Ричард состроил гримасу:

– Сказал, что хочу отлучиться по нужде. Гарри тоже взбешен. Говорит, что клятвоприношение – это подачка, которая не излечит его гордость и не заменит отобранные у него замки. А еще, что все это – очередные отцовские хитрости. И Гарри намерен пойти против воли отца, если тот не прислушается к нему, потому что больше ему ничего не остается. Теперь ему нечего терять. – Пока Ричард говорил, он немного успокоился, и его голос вновь обрел свой обычный тон.

После долгой паузы Алиенора промолвила с горечью:

– Твой отец – виртуозный игрок. Гарри должен искать советчиков и соратников и быть готовым ко всему. Ему есть что терять.

– И есть что выиграть, – воинственно добавил Ричард.

– Бунт – это гораздо больше, чем недовольство из-за недостатка земель или власти. Бунтовщик рискует всем, – предупредила Алиенора. С одной стороны, ей хотелось протянуть сыновьям руку, хотелось действовать, она как будто глотнула опьяняющей свободы. Но с другой – королева понимала, как это опасно, и боялась за сыновей и за себя. Она прикоснулась к руке Ричарда. – Обсудим все, когда вернемся в Пуатье. Сейчас мы ничего не можем сделать.

* * *

– Твой брат проговорился, что ты задумываешь безрассудство, – сказала Алиенора старшему сыну, когда и он сбежал с пира, чтобы проведать ее.

Гарри метнул на брата сердитый взгляд:

– Не понимаю, о чем ты.

– Все ты понимаешь, – отрезала Алиенора. – Я твоя мать и знаю, что происходит с моими детьми. Если ты собираешься сделать то, что собираешься, тогда ты должен быть очень, очень уверен в своих силах и все спланировать предельно точно. И еще ты обязан отдавать себе отчет, что это не внезапная вспышка и не детский протест, о которых ты завтра и не вспомнишь. Готов ли ты всей душой отдаться этому делу, как взрослый мужчина? Если нет, лучше немедленно отступиться.

Гарри вскинул подбородок:

– Я серьезен в своем намерении, мама, и думал об этом весь день. Сейчас я вернусь к французскому двору. В Англии многие хотят свергнуть иго нашего отца – и простой народ, и бароны. Он везде нажил себе врагов. Для него мы все лишь пешки на шахматной доске, и он думает, будто может передвигать нас как хочет.

– В чем же состоит твое намерение? – спросила она. – Как именно ты станешь из пешки фигурой?

– Я король, – гордо заявил Гарри. – Я заставлю его считаться со мной. Есть немало людей, которые встанут под мое знамя, стоит бросить клич. – И с обиженным видом буркнул: – Я, знаешь ли, все это время не только развлекался и пускал деньги на ветер.

– Аквитания моя, – встрял Ричард. – Ни тебе, ни отцу я не позволю отобрать ее у меня.

Гарри повернулся к нему:

– Я не виноват, что Раймунд Тулузский сначала присягнул мне, а не тебе. Я тут ни при чем.

– Может, и так, но я никогда не принесу тебе оммаж от имени Аквитании.

Гарри отмел его слова нетерпеливым взмахом руки. Этот вопрос его сейчас не волновал.

– Да ради Бога! Поехали со мной во Францию, если хочешь, преклонишь колено перед Людовиком как перед своим сюзереном.

Алиенору их пикировка и раздражала, и пугала.

– Не надо так спешить, – убеждала она, прижимая пальцы к заломившим вискам. Все рушилось, и она не знала, куда бежать, потому что со всех сторон было предательство в одном его обличье или другом. Нигде не скрыться.