– Маленький мужчина, – вздохнул я, чувствуя, какхрупкая иллюзия растворяется в воздухе, – отныне зови меня по имени;я не дибук. Ты, наверное, подцепил это от палестинских евреев?

Он засмеялся. Он не дрогнул, когда я растаял и превратился вчудовище.

– Тогда скажи, как тебя зовут, – попросил он. Я сказал.

– Арман, – вступила Сибил, – что нам нужносделать? Если не шелковые платки, тогда мазь, алоэ, да, алоэ подойдет, оновылечит твои ожоги.

Я рассмеялся, но совсем негромко, желая проявить толькодоброту.

– Мое алоэ – кровь, детка. Мне нужен мерзавец, человек,заслуживающий смерти. Так где мне его взять?

– И что тебе даст его кровь? – спросил Бенджи. Он селрядом и нагнулся надо мной, словно я оказался удивительным экземпляром. –А знаешь, Арман, ты черный, как смола, ты весь из черной кожи, как те люди,которых вылавливают из трясины в Европе, блестящий, а все остальное спрятановнутри. По тебе можно мускулатуру изучать.

– Бенджи, прекрати, – сказала Сибил, борясь снеодобрением и тревогой. – Нужно придумать, как нам достать мерзавца.

– Ты серьезно? – спросил он, поднимая голову и глядя нанее с другой стороны кровати. Она стояла, сжав руки, как при молитве. –Сибил, это ерунда. Проблема в том, как потом от него избавиться. – Онпосмотрел на меня. – Знаешь, как мы поступили с ее братом?

Она зажала уши руками и наклонила голову. Сколько раз я самповторял этот жест, когда мне казалось, что поток слов и воспоминаний затопилменя с головой.

– Ты просто глянцевый, Арман, – сказал Бенджи. –Но я достану тебе мерзавца, это ерунда. Хочешь мерзавца? Давай продумаемплан. – Он наклонился надо мной, как будто старался проникнуть в моимысли. Я внезапно понял, что он рассматривает клыки.

– Бенджи, не приближайся. Сибил, убери его.

– Но что я сделал?

– Ничего, – сказала она. Она понизила голос и сотчаянием добавила: – Он хочет есть.

– Поднимите еще раз покрывало, пожалуйста, – попросиля. – Снимите его, посмотрите на меня и дайте мне заглянуть вам в глаза,станьте моим зеркалом. Я хочу увидеть, насколько все плохо.

– Х-м-м-м, Арман, – сказал Бенджи. – Похоже, тывроде как спятил.

Сибил наклонилась и осторожными руками стянула покрывалоназад и вниз, обнажая мое тело во всю длину. Я зашел в ее мысли. Все было дажехуже, чем я мог себе представить.

Глянцевый жуткий труп из трясины, точь-в-точь, как говорилБенджи, за исключением страшно выделяющихся рыже-коричневых волос и огромныхярко-карих глаз без век, плюс белые зубы, выстроившиеся безупречными рядамимежду иссохшими до основания губами. На плотно натянутой морщинистой коже слезыоставили густые красные полосы.

Я резко отбросил голову набок и уткнулся в пуховую подушку.Я почувствовал, как меня окутало покрывало.

– Даже если я это выдержу, с вас хватит, – сказаля. – Я не потерплю, чтобы вы смотрели на это хотя бы еще минуту, посколькучем дольше вы будете с этим мириться, тем больше вероятность, что вы сможетепримириться с чем угодно. Нет. Так продолжаться не может.

– Все, что захочешь, – сказала Сибил. Она свернуласьрядом со мной. – Если я положу тебе руку на лоб, тебе станет прохладнее?Если я поглажу твои волосы, тебе станет легче?

Я посмотрел на нее из-под полуприкрытых век.

Длинная тонкая шея составляла часть ее трепетного,изнуренного очарования. У нее была пышная, высокая грудь. За ее спиной вприятном теплом полумраке комнаты я разглядел пианино. Я представил себе, какдотрагиваются до клавишей эти длинные тонкие пальцы. В голове у меня билась«Аппассионата».

Раздался громкий стук, хруст, щелчок, а потом густо запахлодорогим табаком.

Сзади расхаживал Бенджи с черной сигареткой в зубах.

– У меня есть план, – объявил он, без усилий прочноудерживая сигарету в полуоткрытых губах. – Я спускаюсь по улице. Я иморгнуть не успеваю, как встречаю настоящего мерзавца, подонка. Я говорю ему,что остался в номере, там, в отеле, вдвоем с одним мужиком, он напился, мелетчушь, совсем спятил, а нам нужно продать кокаин, я не знаю, что делать, мненужна помощь.

Я засмеялся, невзирая на боль.

Маленький бедуин пожал плечами и поднял ладони, попыхиваячерной сигаретой, а дым окутывал его волшебным облаком.

– Как думаете? Все получится. Послушай, я в людяхразбираюсь. Теперь ты, Сибил, ты уйдешь с дороги и дашь мне провести этотжалкий мешок грязи, мерзавца, которого я заманю в ловушку, прямо к кровати, аздесь я пихну его в лицо, вот так, я поставлю ему подножку, вот так, ибац! – он свалится прямо тебе в руки, Арман, ну, как тебе?

– А если пойдет не по плану? – спросил я.

– Тогда моя красавица Сибил треснет его по голове молотком.

– У меня идея получше, – сказал я, – хотя, видитБог, ты изобрел непревзойденный, потрясающий план. Ты, конечно, скажешь ему,что кокаин разложен под покрывалом в аккуратных пластиковых пакетиках, но еслион не клюнет и подойдет посмотреть, что здесь лежит на самом деле, пусть нашакрасавица Сибил просто откинет покрывало, а когда он увидит своими глазами, чтодействительно лежит в постели, он вылетит отсюда, и не подумав причинитькому-либо вред!

– Отлично! – закричала Сибил. Она захлопала в ладоши ишироко раскрыла бледные просветленные глаза.

– Идеально, – согласился Бенджи.

– Но смотри не бери с собой на улицу ни единой монетки. Еслибы у нас было немножко поганого белого порошка, чтобы приманить зверя...

– Но у нас есть, – сказала Сибил. – Именностолько, немножко, мы достали его из карманов моего брата. – Она задумчивопосмотрела на меня невидящими глазами, перебирая детали плана в плотных кольцахсвоего мягкого, податливого ума. – Мы все забрали, чтобы, когда егонайдут, при нем ничего не было. В Нью-Йорке многие так умирают. Конечно, тащитьего было невыразимо тяжело.

– Ну да, есть у нас поганый белый порошок! – Бендживнезапно сжал ее плечо, молниеносно исчез из поля моего зрения и мгновенновернулся с маленьким плоским портсигаром.

– Положи сюда, я понюхаю, что там внутри, – сказал я.

Видно было, что точно они этого не знали. Бенджи щелкнулкрышкой тонкой серебряной коробочки. Там, в маленьком полиэтиленовом пакете,сложенном с безупречной аккуратностью, лежал порошок с тем самым запахом,которого я ждал. Мне не требовалось класть его на язык, для которого вкуссахара показался бы точно таким же чуждым.