– Не знаю, но думаю, что желание сдаться и помириться, – сказал Спытек. – Я тот, на которого он, по-видимому, больше других осерчал, так, по крайней мере, я полагаю по тому, что он мне из мести сжёг и ограбил значительную часть моих владений, но я первый бы голосовал за то, чтобы пойти с ним на мировую. Он бедный, много потерял…

– Ты говоришь, как добрый христианин и как достойное дитя этой земли, – прервал епископ. – Месть – дело языческое.

Ядвига с интересом его слушала.

– Но князь Мазовецкий никакого шага не сделал? – спросила она.

– До сих пор нет, – отвечал епископ, – однако я думаю, что он воспользуется архиепископом, который некогда провозгласил его королём, чтобы помог ему помириться с нашим коронованным королём.

Ядвига ничего не отвечала. Из всего этого разговора у неё в голове осталось только то, что сказал Радлица, что навязать ей мужа не могли, но забрать его, не допустить были в праве. Поэтому всё её счастье зависело от доброй воли панов совета. Те ей казались такими хорошими, привязавшимися к ней, откровенными, что думала, что они не могли забрать у неё то, без чего жить не могла.

Кому она должна была довериться? Епископ Радлица, как старый знакомый, казался самым близким. Она ждала, когда они останутся одни. Каждое утро кому-нибудь из двора был нужен его лекарский совет, в котором добрый пастырь не отказывал. Со своей кафедры он пешим приходил в замок, входил в комнаты королевы и её службы.

Особенно Хильда то и дело жаловалась на какой-нибудь недуг, а малейшее страдание её пугало.

Однажды Радлица оказался у королевы, когда она недавно вернулась из костёла. Слуги принесли ему полевку, а молодая пани с улыбкой села рядом с ним.

– Отец мой, – сказала она тихо, – отец мой, у меня к вам просьба.

По дрожащему голосу, по робости, с какими она произнесла эти слова, он мог заключить, что речь шла действительно о чём-то чрезвычайно важном.

– Приказывайте! – сказал он живо.

– Я не знаю толком моего положения, – говорила робко и с колебанием Ядвига, а её голос становился всё более тихим. – Вы знаете, что в детстве я была предназначена и помолвлена с герцогом Вильгельмом. Ещё недавно этот уговор мы повторили заново, за его исполнение ручался князь Опольский… Потом, потом мать была вынуждена эту договорённость аннулировать, а потом ещё потихоньку ручалась мне, что она… должна осуществиться…

Я этого всего не понимаю, отец мой (в её глазах были слёзы), но знаю, что с детства привыкла любить его и уважать как мужа… Я… (тут её голос осёкся) я не смогла бы без неё жить… А как же можно нас разделять? Церковь благословила, я до сих пор ношу на пальце его обручальное кольцо. Он мой, а я – его.

Епископ слушал с напряжением и сочувствием, но на лице его рисовалось досадное недоумение, а когда она перестала говорить, ему понадобилось много времени для раздумья, прежде чем смог ответить.

– Королева моя, – сказал он тихо. – Я знаю и знал это всё… Да… так было… но сегодня вы пани государства, которое в вашем муже должно искать себе короля, какой ему нужен.

– А не может ли им быть Вильгельм? – ответила Ядвига. – Вильгельм…

– Пани моя, – начал епископ, складывая руки, – я совсем не знаю, что решат паны Совета. Они не спешат дать мужа пани, которую любят.

– Если они действительно привязаны ко мне, разве хотели бы меня увидеть несчастной и вероломной?

Епископ капельку подумал.

– Вероломной? Нет, – сказал он. – Этот брак, заключённый в детстве, не был настоящим браком… Церковь…

Ядвига живо встала с сидения.

– Отец мой! – воскликнула она, краснея. – Для других клятва могла быть недействительна, но я сердцем клялась… – Успокойтесь! Успокойтесь! – отозвался ксендз Радлица, видя её возмущённой. – Я ничего не знаю… Я тут влияния не имею, увы! Пожалеть могу, посоветовать, но помочь…

Бедный маленький епископ расставил руки.

– У меня нет тут ни силы, ни влияния, – произнёс он, – нужно говорить с другими.

– С кем? – спросила, садясь, королева.

Радлице снова понадобилась минута на раздумье, прежде чем ответил:

– С кем? Правда, правда. Они все любят свою пани и желают ей добра, но… край и Польша…

Он опустил голову.

– Ясько из Тенчина – муж серьёзный… Ян из Тарнова, Судзивой из Шубина.

Некоторое время королева молчала, и брови её сбегались, белый лоб хмурился.

– Кто-нибудь уже у вас был? – прервала она живо. – Прибытие князя Мазовецкого означало бы…

Радлица на этот раз быстро запротестовал.

– Мазовецкий! Никогда на свете! – сказал он. – Никто его тут не хотел и не хочет. Он считается потомком рода, который отличался резкостью и суровостью. Хоть молод, а все его бояться. Друзей не имеет.

Королева вздохнула свободней.

– Не правда ли? – сказала она, вытягивая белую ручку в сторону епископа. – Вы, что были приятелем моего отца, не покините его дочь? Вы…

– Моя королева, я весь к вашим услугам, но от меня будет для вас мало помощи.

Сообщили о прибытии Яська из Тенчина, и королева, чтобы принять, его вместе с епископом, вышла в другую комнату. Был он тут ежедневным и приятным гостем, но с ним Ядвига так искренно и открыто говорить не могла, как с маленьким епископом, потому что каштелян Войницкий, несмотря на уважение к ней, так с ней обращался, словно видел в ней чуть ли не ребёнка, несовершеннолетнюю девочку.

Что и говорить, возраст принцессы это оправдывал, но в сущности она была взрослой жизнью, грустью, своей судьбой и особенными Божьими дарами, какими была наделена.

Существуют милости сословия, как церковь их называет, и такая милость была у Ядвиги, когда Провидение назначило ей стоять у кормила великого королевства и решать его судьбу. Её взор достигал глубже и мысль шла дальше, чем Ясько предвидел.

Как обычно, он начал с вопроса, что могло бы её развлечь. Королева покраснела, улыбнулась.

– Я только и делаю, что развлекаюсь, – сказала она, – для развлечения дайте мне что-нибудь поделать. Назначьте какую-нибудь работу.

– Что? Пожалуй, шитьё для костёла, – ответил Ясько. – Если ваша милость прикажете, пан Димитр выдаст вам из казны меру жемчуга, хотя бы такую, какой овёс для коня обычно мерят. Если в казне её не будет, мы досыпим сколько будет нужно.

Ядвига поблагодарила. Епископ стоял в стороне; думал, может, о каком-нибудь электуариуме или чудесном лекарстве. Мгновение спустя королева спросила, знает ли он, что в Кракове находится князь Мазовецкий.

– Да, в самом деле, и я знаю, что он здесь