Иерусалим

Легкое пальто, болотного цвета твида, с леопардовой подкладкой, бросили на ручку глубокого кресла. Адель носила весеннее платье кремового шелка, с тонким, тоже леопардовым поясом. Порывшись в сумочке от Dior, она протянула доктору Судакову альбом для фото, пурпурной замши:

– Смотрите, дядя Авраам. Сабина на открытии ее корнера в Стокгольме. Теперь ее аксессуары официально продаются в лучшем универмаге Швеции. Такие прилавки у нее есть в Осло, в Копенгагене, в Гамбурге…

Сабина, под руку с Инге, поднимала бокал с шампанским. Короткие, кудрявые волосы увенчивал обруч c золотистыми перьями, девушка носила переливающееся, облегающее коктейльное платье. Стройные, обнаженные выше колена ноги продолжались острыми каблуками шпилек:

– Инге предлагают исследовательский пост в институте Вейцмана, – заметила Клара, – Сабина и Тель-Авив превратит в оплот моды. К ней в Копенгаген приезжал даже американский Vogue, ее украшения бойко расходятся в Нью-Йорке…

Фрида, открыв рот, рассматривала снимки кузины:

– Они так хорошо одеваются, – поняла девочка, – ладно Адель, она звезда и жена звезды. Но и Лаура, и Хана и Тиква носят такие вещи, которых у нас и не видели… – золотая пара, как Адель и Генрика называли в газетах, заняла апартаменты на последнем этаже «Царя Давида». Окна номера выходили на нейтральную полосу, разделенную границей из колючей проволоки. Над стенами Старого Города развевались иорданские флаги. Авраам прищурился:

– Вход в лаз отсюда не видно, но, судя по всему, ничего с ним не случилось, как и с домом Судаковых. То есть дом превратился в развалины… – по дороге в Иерусалим Джованни поинтересовался будущим Еврейского Квартала. Авраам пожал плечами:

– Я считаю, что Иерусалим должен находиться под совместным управлением евреев и арабов, а если арабы на такое не согласятся… – он помолчал, – то надо воевать… – Джованни хотел что-то сказать, Авраам поднял руку:

– За объединенный Иерусалим я драться готов. Не бывало еще такого, чтобы евреи не могли пройти к Стене… – когда лимузины подъехали к городу, он добавил:

– С другой стороны, правильно, что вы тоже сняли номер в гостинице. Вам с Лаурой надо пройтись по церквям, у вас лекции в университете. Машина при вас, но ездить из кибуца в Иерусалим каждый день неудобно… – остановившись на шоссе у Кирьят Анавим, они подхватили Фриду. Авраам с удивлением увидел, что дочь надела юбку:

– Ее, кажется, еще покойная Эстер носила. На Анне я видел эту вещь, и чуть ли не на мадам Симоне… – простой хлопок цвета хаки падал ниже колен, загорелые, немного костлявые ступни высовывались из запыленных сандалий девочки. Авраам подумал:

– Она забирает Тикву и Аарона на экскурсию. Должно быть, они в синагоги пойдут, отсюда и юбка… – Хана через час ехала на запись, на радио «Коль Исраэль». Дате посмотрела на старый, военных времен, стальной Ролекс:

– Потом у меня встреча с руководителем армейского ансамбля… – она отпила виски, – а потом нам надо репетировать. Гуляйте, но не загуливайтесь… – велела она Фриде, – через два дня мы с Тиквой выходим на сцену в Тель-Авиве. Мы показывали спектакль в Париже, но Израиль это другое дело… – она потянулась за черной, провощенной сумкой:

– Дядя Авраам, вы тоже должны быть на репетиции. Вы переводили текст. Аарон знает иврит, мы с Тиквой тоже, но вы будете поправлять наше произношение… – Лаура, устроившись рядом с матерью, фыркнула:

– Произношение. В стране все говорят так, как им вздумается. Не волнуйся, – улыбнулась девочка, – вас все поймут… – отставив бокал, Хана прошлась по гостиной:

– Вот кого надо было называть рысью, – понял Авраам, – она и двигается неслышно, словно кошка, и глаза у нее кошачьи… – немного раскосые глаза девушка подвела карандашом. Она носила короткие, по щиколотку брюки черного хлопка, и серую рубашку, перетянутую пояском крокодиловой кожи. Адель незаметно покосилась на Генрика:

– В полете они с Ханой долго разговаривали. И в Париже, у тети Лауры на обеде, они сидели в библиотеке… – дядя Мишель был в Риме, но они встретили Джо. Граф Дате приехал из Мон-Сен-Мартена вместе с Тиквой:

– Дядя Эмиль передает привет, – смешливо сказала девочка, – и тетя Лада тоже… – по словам Тиквы, новая мадам Гольдберг раньше преподавала хореографию в поселковой школе:

– Она из Парижа, отец у нее русский эмигрант, – заметила девочка, – а мать француженка. Девчонки от нее не отходят, – Тиква улыбнулась, – они сразу к ней потянулись…

На обеде у тети Лауры речь о Кларе не заходила:

– Тетя Лаура встречается с папой в парках или магазинах, – вздохнула Адель, – а маму она и видеть не хочет. Удивительно, что она меня пригласила на этот раз… – Адель все еще смотрела на Генрика:

– Мне двадцать шесть, а Хане всего девятнадцать. Она худенькая, словно тростинка, она живет на сигаретах и кофе. Генрику такое нравится, он всегда напоминает мне, что надо воздерживаться от десерта и даже от молока… – Клара ничего не обсуждала с Аделью, но девушка знала, что мать ждет внуков:

– Я не говорила с Генриком насчет Инге и Сабины, – поняла Адель, – но сначала у нас должен появиться свой ребенок. Доктор в Лондоне сказал, что беременность у актрис часто не наступает из-за стресса. Может быть, в Израиле все получится…

Адель напомнила себе, что в Израиле их ожидает два десятка концертов:

– Мы даже для солдат выступаем, правда, не как Хана, не на отдаленных базах, а в Кирие. В армии тоже много молоденьких девушек. Тикве вообще всего пятнадцать…

Девушка надела пышную юбку с кашемировым кардиганом. Адель успокоила себя:

– Они родственницы, понятно, что Генрик с ними вежлив. Не ревнуй, он много раз говорил, что любит только тебя… – она очнулась от требовательного голоса мужа:

– Я сказал подрядчику, что в стране толпы безработных. Я готов платить, но пусть ремонт завершат в срок… – виллу в Герцлии пока доводили до ума, как выражался Генрик. Адель видела присланный из Америки проект авторства дяди Теодора:

– Они полностью перестраивают здание. Концертный салон, картинная галерея, причал для яхты, бассейн… – Тупица добавил:

– Он знает, что никаких арабов на стройке быть не должно, иначе я разорву контракт. Пусть новые репатрианты начинают трудиться, вместо того, чтобы сидеть в центрах абсорбции, и курить кальян за государственные деньги. Никаких налогов не хватит, чтобы содержать толпу дармоедов из Северной Африки… – поморщившись, он повел рукой:

– В общем, надеюсь, что к еврейскому Новому Году все будет готово… – Фрида поймала взгляд Тиквы:

– Вот сейчас… – девочка вскочила:

– Папа, дядя Джованни, тетя Клара, мы пойдем… Я хочу показать Тикве и Аарону Иерусалим… – доктор Судаков кивнул:

– Конечно, милая. Накорми их фалафелем. Мы тоже сходим куда-нибудь, а Хана пообедает на радио… – Дате усмехнулась:

– Надеюсь, у них найдется чашка кофе и мандарин, а сигареты у меня при себе… – оказавшись в лифте, Фрида первым делом потребовала у Аарона Майера: «Галстук сними». Юноша удивился:

– Это раввинат, Фрида, они все будут в костюмах… – девочка закатила глаза:

– В капотах. Они не носят галстуки. Кепка у тебя при себе… – Аарон похлопал по студенческой, холщовой сумке:

– Документы тоже, и мои и Тиквы… – Фрида выдула пузырь американской, розовой жвачки из подарков родни. Лифт шел без лифтера. Склонив набок рыжую голову, девочка бесцеремонно поинтересовалась у Тиквы:

– Ты ребенка ждешь, что ли? Зачем такая спешка с хупой? Твоя мама ничего не знает… – она повернулась к Аарону:

– Узнает, – пообещал юноша, – и ребенка мы пока не ждем… – он ласково взял Тикву за руку, – мы просто хотим пожениться, а в Европе нам хупу никто не поставит, Тиква еще слишком молода… – Фрида лопнула пузырь:

– Ладно. Надеюсь, рав Арье будет в раввинате. Он среди них единственный похож на человека, с ним можно поговорить…

Выскочив в отделанный мрамором вестибюль «Царя Давида», она распорядилась: «Поторопитесь, наш автобус».

Аарон Майер забыл, когда он в последний раз навещал синагогу:

– В раввинском суде я точно никогда не был… – юноша осмотрел запыленную приемную со столом, заваленным канцелярскими папками, – Фрида правильно предупреждала, что здесь сидят одни бюрократы…

На повороте с улицы Яффо в Меа