его разбудят, если заметят развалившимся посреди прохода. Но когда он проснулся, то обнаружил, что все еще один и потерян. Даже крики не смогли помочь ему найти дорогу. Сколько бы он не надрывал горло, стены оставались такими же глухими и равнодушными к его просьбам, как и высшие силы, к которым он неустанно взывал. В животе урчало, и когда он уже готов был податься панике, свет в коридоре изменился. Эти изменения были настолько резкими и неожиданными, что Феликсу показалось, будто он шагнул в совершенно другой мир.

Теперь он находился в широком коридоре, наполненном такими же таинственными бликами, какие он видел в каюте Аньи. Но если в комнате капитана было ясно откуда исходил свет, то тут не было даже намека на это. Ламп на стенах не было, и окон тоже. Феликсу стало казаться, что он опустился под толщу воды, которую пробивают солнечные лучи, преображаясь под темными водами в голубое свечение. Синие блики играли на стенах и потолках, создавая загадочную и холодную атмосферу чего-то потустороннего и запредельного. Металла на стенах стало больше, и все чаще ему стали попадаться закрытые двери, испещренные сверкающими рунами. Все это напоминало какой-то старый склеп или забытую тюрьму, в которую сажают тех, кому больше не место среди порядочных людей. Но сколько бы он не старался, ни одна из дверей так и не сдвинулась с места. Замков на них не было — лишь простые засовы, которые тем не менее не поддавались, сколько бы сил не прилагал маленький никс.

— Пресвятая Искупительница, что за проклятое место. — проговорил Феликс, сжав в кулаке Розу Силестии. — Неужели я так много согрешил, чтобы погибнуть в этом лишенном добра месте?

В отчаянии он стукнул кулаком по металлической обшивке двери, и увидел, что на руке остался блестящий след. Одна из светящихся рун стерлась. Оказалось, что все знаки на дверях были нанесены некой яркой краской, которую, впрочем, можно было легко убрать. Пока он бессмысленно пялился на свою ладонь, из дверной щели на него подул холодный морской воздух. В голове сразу же вспыхнула мысль, что там может быть выход на палубу, и Феликс снова попытался отодвинуть засов, но тот никак не хотел поддаваться.

— «Может быть эти руны не дают ему открыться?» — подумал Феликс, изучая знаки на металлической задвижке.

Он провел рукой, и краска сразу исчезла с железной поверхности. Еще раз попробовав дернуть засов, Феликс почувствовал, как тот, с неохотой, но все же поддался. Сердце запилось быстрее, когда он смог отпереть засов, и заржавелые петли протяжно заскрипели. Секунду он мешкал, а затем резким движением снова задвинул засов. Мимолетная радость испарилась, и на ее место пришел давящий страх. А что если за этой дверью таится смертельная опасность? Не просто же так она была закрыта этими волшебными знаками. Феликс чувствовал, что выход где-то рядом, но страх быть растерзанным неизвестным существом — почему-то маленький никс был уверен, что за дверью может находиться именно опасный хищник — пересилил его тягу к свободе. И все же он хотел побыстрее выбраться из этих одинаковых тоннелей.

Осторожно приблизившись, он приложил ухо к холодной поверхности двери. Никаких звуков, кроме еле уловимого звона цепей или чего-то подобного. Неужели там и вправду прикован опасный зверь? Несколько мгновений Феликс раздумывал, стоит ли ему входить, и в итоге, собрав свою волю в кулак, и осенив себя знаком Розы и крестом Владык, решился открыть дверь.

Смертоносного зверя за ней не оказалось, и это уже радовало. Небольшая железная комната была в полном запустении, и походила на забытую всеми темницу, которую превратили в склад ненужных вещей. Вдоль темных стен стояли расколотые бочки, сломанные весла и ржавые решетки. Повсюду валялись осколки керамики и пустые глиняные кувшины из-под вина. С потолка свисали несколько цепей, которые тихо позвякивали в такт качке корабля, напевая мрачную одинокую мелодию. Комната была окутана таким же голубоватым свечением, как и коридор, только без водянистых бликов. Да и воздух тут был гораздо свежее.

Сделав шаг вперед, Феликс замер и его сердце радостно подпрыгнуло в груди, не веря своему счастью. На потолке виднелась железная решетка, через которую просматривалось ночное небо с россыпью ярких звездочек и голубой луной, которая и являлась источником холодного света. Осмотревшись повнимательнее, он увидел еще одну дверь в другом конце комнаты, рядом с которой была навалена целая гора разбитых кувшинов. Но как только Феликс сделал первый шаг к этой самой двери, в горе мусора, которая закрывала проем, что-то пошевелилось. Свет луны почти не доставал до этого участка комнаты, и Феликсу пришлось напрячь все свое зрение, чтобы разглядеть, что именно потревожило глиняные черепки. Он был уверен, что это произошло из-за качки, и поэтому чуть было не упал от неожиданности, увидев на груде мусора живого человека.

Судя по силуэту — это был мужчина сильного телосложения и с бородой. В темноте нельзя было точно разобрать черты его лица. Он сидел на этой горе мусора, опустив голову на грудь, и вроде как дремал, расставив руки, как настоящий правитель, уложивший их на подлокотники своего высокого трона. Наблюдая за ним, Феликс старался сообразить, что ему делать дальше. Уйти? Но выход был совсем рядом, в этом он был уверен. Может быть разбудить, попросить прощения за беспокойство, а затем попросту выйти? Но не убьет ли он его? Инстинкт самосохранения говорил Феликсу что безобидных людей просто так не запирают где попало.

Пока он думал, человек на груде черепков вновь пошевелился. И тут Феликс увидел, что тот не спит, а с интересом смотрит на него своими блестящими глазами. Он ничего не предпринимал, и лишь следил за движениями маленького никса. Казалось, что этот человек напряженно о чем-то думает, но никак не может поставить свои мысли в правильный порядок. Разбросанные повсюду кувшины и осколки бутылок говорили о том, что он просто-напросто пьян. Похоже, его мозги настолько были залиты алкоголем, что тот даже не заметил отсутствия одного сапога на своей волосатой ноге. Наконец, после минуты молчания, он поднял густую бровь в легком удивлении, будто наконец поймал нужную мысль. Феликс увидел, как его рот искривился в веселой усмешке, и пират прорычал хриплым голосом:

— Идем?

— И-идем. — бестолково повторил Феликс, не понимая, что именно он имел в виду под этим вопросом.

Ворчливо зарычав, словно разбуженный посреди зимы медведь, пират неуклюже поднялся со своего импровизированного трона, разбросав повсюду осколки кувшинов. Немного постояв, он облокотился рукой о стену, а