но часовню мы отстояли. Хотя после принятия Статута, должен признать, дела пошли ещё хуже, а в нынешнем столетии живые вообще редко посещают мессы…

— А что хотела Элли?

— Помолиться, — пожал плечами призрак. — Покаяться, хотя бы только перед собой и Господом, поскольку, увы, клириков в Хогвартсе нет и некому исповедовать малых сих. Её одолевают тяжёлые мысли и недостойные желания… Хотя узнав их причину, должен признать, если бы я был жив, то мог бы и одобрить их… и потом пришлось бы накладывать на себя епитимью…

— Элли вам тоже призналась, что на секунду захотела сжечь тех убийц заживо? — поинтересовалась Эрин, накидывая мантию.

— Да, — печально кивнул Монах. — Очень недостойные, опасные мысли и я прекрасно их понимаю… Но не оправдываю!

Когда Эрин добралась до часовни, Пол Каннингэм, Риона О’Нил и Шимус Финниган, как и Элли Преддек уже закончили наводить порядок — очистили от вековой пыли мебели и полы, убрали паутину с алтаря и витражей, которыми заканчивались трансепты и алтарная апсида. Призрак Дома Хаффлпафф задумчиво листал страницы Псалтыря и «Liturgia horarum», лежавших на кафедре. Утреня, Лауды и Прима уже прошли, а Терцию читать полагалось в девять утра, так что Эрин подумала, что в Литургии Часов Монах просто ищет вдохновения.

В семь утра призраки — в часовне появились мрачные монахини, которых Эрин помнила ещё по смертнинам сэра Николаса де Мимси-Порпингтона — и ученики исполнили Глорию, затем Толстый Монах прочитал «Te igitur» и молитву дня — чем-то знакомую, но Эрин не могла вспомнить, где она её уже слышала. Остальные молитвы, которые положено читать отсутствующему в Хогвартсе клирику, призрак благополучно пропустил.

— …и помяни же, Господь наш, Бог Духов и всякой Плоти, тех, кого мы помнили, и тех, кого мы не помнили, мужей истинной веры, от праведного Авеля до сегодняшнего дня; ты сам даруй им покой там, на земле живых, в царстве Твоем, в восторге от Рая, на лоне Авраама, Исаака и Иакова, наших святых отцов, откуда улетучились боль, печаль и воздыхание, где свет твоего лика посещает их и помогает им жить и и да сияет им свет вечный. Аминь.

— Покой вечный подай им, Господи, и свет вечный им да воссияет. Да почивают в мире, аминь, — несколько невпопад пропела Элли «Requiem Æternam», молитву, которой добрые католики просят Бога об освобождении душ из Чистилища. Хотя, если предположить, что слизеринка молилась не только о погибших детях, смысл в её словах появлялся.

— Ты как? — тихо спросил Шимус кузину.

— Лучше, — пробормотала Риона, сжимая челюсти и быстро-быстро моргая, чтобы прогнать предательские слёзы. — Но всё равно… Почему?!

Успевший подлететь к детям Толстый Монах громко вздохнул, привлекая к себе внимание.

— Ох, этот вопрос мне задавали бессчётное количество раз, и при жизненном служении, и в посмертном. А до того я и сам задавал его наставникам, священникам и епископам, и даже найдя ответ, не принимал его в душе многие и многие годы. Полагаю, и вам предстоит пройти тот же путь, что и мне…

Призрак улыбнулся, почти так же, как и директор Дамблдор, и жестом указал на лавку.

— Садитесь же. Даже если сейчас мои слова и пропадут втуне, это вовсе не означает, что я могу позволить себе промолчать. Хотя в искусстве проповеди, увы, я не столь силён, как хотелось бы! Ведь действительно, как объяснить существование зла в мире? Страданий праведных, убийств, штормов и наводнений? Чем объяснить смерть невинных?

Сам Монах расположился на скамье перед детьми, оказавшись намного ближе, чем если бы он взошёл на кафедру, и его негромкий голос был прекрасно различим.

— Среди волшебников, особенно богатых и могущественных, бытуют разговоры, что раз уж Господь всемогущ и любит нас, то зла быть не должно! А значит, или же Бога нет, или же Он не всемогущ, или Он просто нас не любит. Нет-нет, я не единожды слышал подобные аргументы в стенах школы, Риона! Тебя наставляли равнодушные пастыри, и нет в том твоей вины.

— Я слышала, что по Святому Писанию ответ на тайну зла — это история спасения, начиная с первородного греха и заканчивая смертью и воскресением Иисуса. Но, если честно, это больше похоже на пустые отговорки, или вроде того. Вот вам книжка, выучите наизусть и всё поймёте, а если не поймёте, то это вы сами такие тупые, нечего тут дурацкие вопросы задавать! Знаете, у Бинса в лекциях и то смысла больше…

— Если бы профессор услышал тебя, то даже и не знаю, удивился ли он больше или обрадовался, — в глазах призрака прыгали смешинки. — Но позволь мне сначала не переубеждать, но лишь высказать вслух несколько мыслей, что помогут несколько глубже осмыслить прозвучавшую проблему. И, надеюсь, немного лучше в ней разобраться.

Бывают всякие бедствия — бури, потопы, землетрясения. Согласно трудам святых отцов, стихийные бедствия суть следствие первородного греха: человек хотел независимости от Бога и внёс беспорядок, из-за которого низшие творения не подчиняются высшим. Но я считаю, что подобное «природное зло» не есть зло как таковое.

Вот шестьдесят лет назад случилось землетрясение, в сотне миль к востоку от Йоркшира. На побережье рушились скалы, в нескольких городах развалились печные трубы, бились окна, церковный шпиль в Файли погнулся. В Лондоне, говорили, у какой-то статуи отвалилась голова[77]. Это была такая буря — вы не можете себе представить! Часть церковной крыши провалилась, столы и стулья валятся… Монахини — ну, вы их ещё на смертнинах Почти Безголового Ника встречали — так испугались, что не могли вспомнить, как их зовут. А вот для маггловских печников и стекольщиков, изрядно бедствовавших, случившееся было спасением! Кто-то пострадал — да, можно сказать, что это всего лишь магглы, и что их в день под колёсами их же повозок погибает больше, но для родных это не утешение. Но что просила у Бога жена йоркширского хирурга, в кабинете которого оказались пострадавшие и почти не было других пациентов? Ей были нужны деньги на дорогостоящий пансион для сына… Семьи плотников и каменщиков, получившие дополнительные заказы от городских и окружных властей, молились совсем не о том, о чём просили Бога их соседи, вынужденные выбрасывать сломанную мебель. Можно часами обсуждать, кому в итоге стало жить лучше, а кому хуже, считать количество страданий и благ, но вряд ли получится найти истину, так как для этого пришлось бы выслушать абсолютно