людьми, важно признать, что обращение к онтологии опирается на результаты долгого материального поворота, который сам был продолжительным проектом в рамках феминизма.

Новый материализм – это феминистский способ исследования, который подчеркивает не пропасти и разделения, а проницаемость и взаимопроникновение, изначальную близость, а не изъятую тайну. Это то, что Стейси Элеймо назвала транскорпореальностью или транстелесностью. Подобно пульсирующему материализму Беннетт, новый материализм тесно связан с не-модерными способами понимания агентности материи и объектов, а также запутанности тел, материи и вещей в их порождающих средах. Некоторые из самых плодотворных работ новых материалистов были проведены в рамках направления, которое Серенелла Иовино и Серпиль Опперманн называют материальной экокритикой – она исследует, как всякая материя превращается в рассказанную, наполняется повествованиями, которые могут иметь либо не иметь в виду участие человека, но не упускают из виду его конкретность.

Онтологический поворот, по общему признанию, – довольно расплывчатый термин, и его сила, возможно, заключается в его неопределенности. Однако, делая акцент на космос, в котором человек не занимает центральное положение, этот поворот (или смена направления) становится незаменимым катализатором для постчеловеческих сближений.

См. также: Коммутационная онтология; Экоматериализм; Эко-онтология; Вне/человеческое; Материальная значимость; Материальные феминизмы; Постчеловеческая этика; Объектно-ориентированная онтология (ООО).

Джеффри Джером Коэн

(Перевод Глеба Коломийца)

Организация в капитализме платформ

В эпоху алгоритмического управления и упреждающих действий господствующая схема политики строится вокруг анализа данных социальных сетей. Политики, по совету своих консультантов, стремятся в Facebook и Twitter, полагая, что они помогут им посчитать и откалибровать пульс масс при принятии политических решений. Наблюдение за этой кибернетической машиной ведут и исследователи в области гуманитарных и социальных наук, интересующиеся цифровыми методами, которые индексируют вклад гражданского общества в режиме участия. Вопреки этой менеджериальной модели руководства и производства знаний проблема соответствия между данными и миром объектов и вещей ускользает от решения, пока схемы интеллигибельности наделены институциональной, эпистемологической и политической гегемонией.

Фантазия о кибернетическом правительстве была опробована на уровне прототипа в экспериментах Стаффорда Бира по построению социализма, управляемого данными, в Чили 1970-х годов при Альенде (см.: Medina, 2011). Эта модель недавно возродилась, когда P2P Foundation и близкие организации, такие как Институт исследований и инноваций (L’Institut de Recherche et d’Innovation; IRI) Бернара Стиглера, начали внедрение моделей равноправного (peer-to-peer) социально-экономического производства и образования в Эквадоре. Попытка имплементировать систему контргегемонии в данном случае не удалась, прежде всего из-за трудностей с поиском общего языка. Проблема заключалась не в том, что Наоки Сакаи называет «гомолингвальным переводом», а скорее в том, чтобы изменить количественные характеристики концепта таким образом, чтобы он стал своего рода мемом, который проникает в институциональные менталитеты, заражая их[106].

Несмотря на то что движения за бесплатное программное обеспечение и свободные лицензии стали мейнстримом, они, как это ни парадоксально, остались на обочине власти стеков, также известной как капитализм платформ. Раньше мейнстрим и маргинальность были разделены. Можно было существовать в одном, но не в обоих. В почти универсальном состоянии мейнстрима без маргиналий способность аккумулировать и высвобождать силу критики отдана на откуп трагической драме (Trauerspiel) модерна. Имманентность без внешнего – это подчинение вкупе со случайным сопротивлением, которое в итоге лишь обеспечивает капитализм, управляемый данными, дополнительными записями и связанными с ними метатегами.

Несмотря на все попытки создать критическую массу альтернативных практик в эпоху антропоцена, таких как сети поставщиков экологически чистых продуктов, хипстерские экономики производителей, коворкинги, городское садоводство и возобновляемые источники энергии, сохраняется зависимость от мейнстримных архитектур, начиная с глобальной логистики и вплоть до центров обработки данных и постоянного воспроизводства международного разделения труда. И нет никаких видимых перспектив капитального ремонта либо замены этих важнейших планетарных систем. Несмотря на распространение альтернативных практик, глобальное снижение стандартов труда и уменьшение возможностей трудоустройства неотделимы от проникающей силы финансового капитализма.

Хотя возможность мыслить гегелевскую тотальность остается утопической позицией, заняв которую можно было бы преодолеть фрагментацию и рассеяние материальной жизни, вызванные политикой идентичности, цифровые архитектуры, которые операционализируют мир, все больше изымаются из рук человека. Даже такие люди, как Янис Варуфакис, те, кто наблюдал работу технократической элиты изнутри, не могут ничего предложить движению несогласных. Сетевое воображаемое не может реализоваться само собой. Почему? Потому что властвуют стеки.

Одна из возможностей – консолидированный отказ. Другая – нынешняя повестка общества Мон-Пелерин. Как знать, может региональные геополитические гиганты путинской России или Пекинского консенсуса укажут путь к восстановлению глобального будущего, способного противостоять разрушительному воздействию капитализма способами, не зависящими от инженерной техно-солюционистской логики Кремниевой долины. Но если мы не хотим придерживаться патерналистского видения, навязываемого любой геополитической элитой, которая заинтересована в глобальном перераспределении богатств и ресурсов, вопрос организации без суверенитета остается нерешенным.

Организация, нацеленная на захват власти сверху, ничего не сделает с точки зрения создания всеобщей грамматики, способной проектировать концепты, которые подвергают критике и направляют обсуждение проблем и условий так, чтобы перехватить инициативу. Когнитивный капитализм обретает силу отчасти благодаря своей связывающей способности (см. Moulier Boutang, 2011). Он может распространять и реализовывать последовательное послание внутри широкого диапазона институциональных и организационных установок. Иными словами, когнитивный капитализм обладает избирательным сродством с технологиями опосредования. Ритуалы организации необходимы для гальванизации социальности в связных, а не постоянно рассеянных формах и практиках.

Где же те формы организации, что регенерируют коллективную уверенность, столь типичную для исторического авангарда? Могут ли новые режимы организации функционировать центробежным образом, чтобы избежать сектантства в групповой динамике? Десять лет назад мы предложили концепт организованных сетей как новой институциональной формы в ответ на «закрытые экосистемы» социальных сетей. Мы выдвинули на первый план необходимость стратегического поворота, который мог бы решить проблему устойчивости социальной организации. Аналогичные концепции вроде «платформенного кооперативизма» и многочисленные эксперименты в социальных центрах и образовательных инфраструктурах, такие как «freethought», стали яркими примерами того, как работа изобретения проявляется в виде новых организационных форм[107].

Необходима распределенная лаборатория мысли, которая сочетает в себе интеллектуальное и политическое проектирование без клиентелизма, свойственного модели мозгового центра. Нужна практика, порывающая с заблуждениями посткапиталистической экономики и всеми вытекающими из нее привилегиями. Даже формат этого словаря можно считать частью процесса каталогизации понятий, проблем и условий, экспериментирующих с организацией мысли, не предназначенной для утверждения трансцендентного. Вопрос о том, как реализовать концепты, которые организуют тотальность в виде распределенной архитектуры, играет ключевую роль в формировании автономных инфраструктур, способных противостоять монополии на решения, дарованной алгоритмическому капитализму.

См. также: Алгоритм; Алгоритмические исследования; Общее;