Робера обвиняли в совершении «варварских актов» и ему заявили, что он заслуживает за них смерти. Все, что мог сказать молодой пилот, это то, что он не хотел этой войны.

- Хорошо, тогда почему ты в ней сражаешься? - спросил офицер коммунистов.

Ответ Робера стал классическим для такого рода ситуаций и его все еще можно услышать в 1967 году из уст американских пилотов, сбитых над Северным Вьетнамом:

- Я солдат. Я подчиняюсь приказам.

То, что произошло несколько минут спустя, вызвало еще большую тревогу. Французский бомбардировщик Б-26, летевший на высоте 2900 метров, был сбит 37-мм пушкой советского производства. Парашютов видно не было. А в 18.00 еще один Б-26 был сбит зениткой коммунистов к юго-западу от Дьенбьенфу, но на этот раз было замечено три раскрывшихся парашюта. Ни один из них не приземлился достаточно близко к французским позициям для попытки спасения. Этот самолет также летел на высоте 2900 метров. Новость о сегодняшней катастрофе в воздухе прозвучала в Ханое как предвестие рока. Возможно ли, что противник теперь получил зенитную артиллерию с радиолокационным наведением? Или менее опытные вьетнамские расчеты были заменены китайскими зенитчиками? В любом случае, стало очевидно, что ничтожные силы французских бомбардировщиков с их сорока пятью самолетами, не могли выдержать такие потери, не исчезнув в несколько дней. Не то, чтобы в Соединенных Штатах не было в изобилии самолетов. Проблемой по-прежнему оставалась нехватка экипажей бомбардировщиков. Следовательно, подполковник Дюссоль, командующий бомбардировочной авиацией на севере, должен был довольствоваться тем, что имел под рукой. Несмотря на это, благодаря невероятным подвигам в изобретательности механиков и выносливости пилотов, его сорок пять Б-26 совершили в общей сложности 1629 боевых вылетов в период с 13 марта по 7 мая 1954 года. В своем заключительном докладе о роли бомбардировщиков в битве при Дьенбьенфу, Дюссоль отметил, что зенитная артиллерия Вьетминя была лучше, чем зенитная артиллерия нацистов во Второй мировой войне. Поначалу, это было расценено, как преувеличение, или попытка объяснить то, что в конце концов, было прежде всего недостаточной воздушной мощью.

Однако, независимые американские оценки подтвердили его точку зрения. В отчете, опубликованном в октябре 1955 года корпорацией «Файрчайлд», создателем С-119, как американские гражданские пилоты, которые летали в рейсы на Дьенбьенфу, так и представители обслуживающих служб «Файрчайлд», согласились с тем, что зенитный огонь, с которым столкнулись в Дьенбьенфу, превысил интенсивность, с которой столкнулись в Корее и «был таким же плотным, как все то, с чем пилоты союзников сталкивались над Руром во время Второй мировой войны».

На следующий день главнокомандующий французскими военно-воздушными силами на Дальнем Востоке, генерал Лозен сделал единственный логический вывод из новой ситуации: абсолютный приоритет был отдан задачам подавления зенитного огня за счет наземной поддержки и бомбардировок линий снабжения Вьетминя. Это мог бы быть звездный час ВВС в Дьенбьенфу. С шестьюдесятью американскими Б-29, стоящими наготове на Филиппинах и примерно 400 реактивными истребителями и легкими бомбардировщиками, стоящими у берегов на американских авианосцах, готовых вмешаться, французы могли бы сосредоточиться на снабжении гарнизона и поддержке операции «Кондор». Но этому не суждено было случиться.

Вместо этого, когда наступила ночь, Дьенбьенфу возобновил свой список обычных жалоб: «Еще раз настаиваем на том, чтобы как можно скорее получить нескольких санитаров, окопные перископы и бронежилеты для личного состава артиллерии… не сбрасываете с парашютом местные вспомогательные подразделения… запрашиваю немедленное пополнение для белых тай… также нужен один лейтенант для 1-го батальона 2-го полка Иностранного легиона и один лейтенант для 1-го батальона 13-й полубригады Иностранного легиона...»

Некоторое время спустя, в Дьенбьенфу отметили внезапную активизацию артиллерийского огня коммунистов по истерзанным артиллерийским позициям. Затем, в 20.30 пришло одно-единственное краткое сообщение из Дьенбьенфу, краткость которого, никоим образом не скрывала его воздействия на гарнизон: «Мы потеряли еще одну 155-мм гаубицу». Таким образом, в долине осталось одно среднее артиллерийское орудие, с примерно 300 снарядами. Для всех практических целей, французская контрбатарейная борьба, в той мере, в какой она когда-либо существовала, теперь была мертва.

В сотнях миль от долины, между северной штаб-квартирой в Ханое, где правил генерал Коньи, и штаб-квартирой генерала Наварра в Сайгоне, продолжался обмен вежливо-ледяными телетайпными сообщениями — каждое сообщение скрывало под тонкой мантией административной направленности и военной вежливости чувства чистой ненависти, которые оба мужчины питали друг к другу. Для Коньи Наварр был всего лишь недалеким кабинетным генералом, который, не желая признавать, что совершил ошибку, удерживая Дьенбьенфу, собирался пожертвовать ключевой дельтой Красной реки, с ее 180 000 войск, 9 000 000 трудолюбивых людей и почти 3 000 000 тонн драгоценного риса. Для Наварра генерал-майор Коньи превратился в своекорыстного оппортуниста, который теперь был полностью нелоялен своему командующему, саботировал его решения на каждом шагу и использовал свои давние хорошие отношения с прессой, чтобы обойти решения своего собственного командира и сделать так, чтобы его собственная точка зрения была повсюду услышана. С обеих сторон то, что было сказано или написано сейчас, было сделано с единственной целью — оставить запись для последующей дуэли в большом масштабе перед комиссией по расследованию, общественным мнением, судами и историей.

Ответ Наварра был чрезвычайно длинным и подробным. В отличии от Коньи, чьи сообщения по мере ухудшения ситуации становились все более запутанными и неясными, сообщения Наварра, который был довольно не уверен в себе в начале битвы, теперь показывали, что он, по-видимому, снова чувствовал себя как дома. Тактическая ситуация не имела почти никакого значения; в расчет принимались элементы информации, которые относились к области политической и военной разведки высокого уровня, в которой Наварр провел большую часть своей активной жизни. В простых и ясных выражениях, часто читаемых как комментарии преподавателя к слегка туповатой курсовой работе студента, Наварр изложил основы ситуации в ее нынешним виде. Вопреки мнению Коньи («если я вас правильно понял...»), что Дьенбьенфу больше не стоит дополнительных жертв войск, Наварр считал, что общая ситуация оправдывает такие жертвы. В Женеве в тот день собирались делегаты предстоящей конференции по Индокитаю, и возможно, смогли бы добиться прекращения огня, которое могло бы спасти Дьенбьенфу от уничтожения. Или наоборот, конференция могла бы вообще провалиться, и таким образом, привести к американскому вмешательству в последнюю минуту и спасти Дьенбьенфу буквально на грани катастрофы.

Наварр также разрушил другой любимый проект Коньи по оказанию помощи Дьенбьенфу, начать наступление на тыловые линии коммуникаций противника в сотнях километров от Дьенбьенфу. Используя цифры и факты, взятые в собственном анализе операции Коньи, Наварр ясно продемонстрировал ему, что операция не окажет немедленного влияния на ситуацию в самом Дьенбьенфу, и