текста; он принимает этот удар. Когда поэтический текст настолько трогает, что читающий в итоге „входит“ в него и узнает себя в нем, это не предполагает ни согласия, ни подтверждения самого себя. Чтобы найти себя, нужно от себя отказаться. Я думаю, что не так уж далек от Деррида, когда подчеркиваю, что никогда не знаешь, кем ты окажешься, когда себя найдешь»[859].

Политические изменения, которых Деррида, по его словам, ждал, не слишком в них веря, происходят как приятный сюрприз. 10 мая 1981 года Франсуа Миттеран избран президентом Французской Республики. На выборах в законодательное собрание 14 и 21 июня 1981 года «розовая волна» приносит партии социалистов и ее союзникам значительное большинство. Пьер Моруа назначен премьер-министром, Жак Ланг – министром культуры, Ален Савари – министром образования, в правительство входят четверо коммунистов. Хотя Деррида рад новому политическому раскладу, он еще не догадывается о том, какое значение этот расклад вскоре для него приобретет. Он не хочет больше ничего ждать от Франции и в особенности от французской университетской системы: «Изменится ли теперь что-нибудь? В том, что касается образования и культуры, я склонен к предельной осторожности»[860].

В Америке Поль де Ман остается главным союзником Деррида. Несмотря на все более усиливающееся сопротивление, ему удается при поддержке Хиллиса Миллера, который отвечает за все, что касается аспирантов, продлить для Деррида контракт приглашенного профессора. Точно так же, как в Оксфорде и Кембридже, философский факультет Йеля не скрывает своей враждебности по отношению к Деррида и ко всему течению French Theory. Одна из профессоров, Рут Маркус, сторонница строгого позитивизма и специалист по формальной логике, пытается из года в год помешать приездам того, кого она считает мошенником, – для нее это дело чести. Ожесточенная полемика, в которую вступают Деррида и Джон Р. Серл в нескольких номерах журнала Glyph, делает отношения с представителями аналитической философии еще более натянутыми[861]. Но много врагов у деконструкции и среди литературоведов и критиков – теперь, когда ее успех делает ее угрозой для традиционалистов. Только отделения сравнительного литературоведения принимают ее с неизменным энтузиазмом.

Отношения с Полем де Маном стали для Деррида особенно важны в личном плане, превратившись в дружбу, которая пришла на смену отношениям с Мишелем Монори, Габриэлем Бунуром и Филиппом Соллерсом. Ему очень важно доверие, которое Поль де Ман оказывает ему уже много лет, и Деррида заверяет его, что черпает в нем «силу, без которой невозможно обойтись»: «Это так уже долгое время и сегодня как никогда»[862]. В течение последующих месяцев несколько событий еще больше их сблизят. Несмотря на крайнюю скрытность, особенно в том, что касается периода своей жизни до приезда в Америку, Поль де Ман однажды упоминает в разговоре роман Анри Тома, прототипом главного героя которого он является: это произведение сначала было опубликовано под названием «Гельдерлин в Америке» в одном из журналов, потом вышло в издательстве Gallimard под названием «Клятвопреступление». «Это не так лестно, но гораздо ближе к истине», – предостерегает де Ман в письме 1977 года[863]. С тех пор Деррида неспешно ищет книгу. Наконец, находит ее в пасхальные каникулы 1981 года у одного букиниста в Ницце. Прочтя ее, он сразу же пишет длинное письмо де Ману: «Хотя я не могу сказать вам больше, я тем не менее не должен замалчивать тот факт, что чтение „Клятвопреступления“… произвело на меня сильное впечатление, даже потрясло, в любом случае нашло во мне очень глубокий отклик, „unheimlich“, неожиданный, но в то же время ожидаемый. Но я уже и так сказал лишнее»[864]. Действительно, сюжет романа отнюдь не безобиден. Главного героя Шалье обвиняют в двоеженстве: перед тем как жениться на молодой американке, он заявил под присягой, что не женат и не разведен, но позднее выясняется, что у него в Европе был брак и от него осталось двое детей. «Что было известно о его жизни до Америки?» – задается рассказчик вопросом. Этот вопрос всплывет через несколько лет, в трагической истории Поля де Мана. Тогда Деррида очень внимательно перечитает роман Анри Тома, вероятно, мечтая о признаниях, к которым могло бы привести это чтение, если бы не их с де Маном общая любовь к тайнам[865].

После мучений начала года лето 1981 года представляется Деррида «реабилитацией». «Я, так сказать, не работаю или позволяю себе работать… зная еще меньше, чем всегда, куда я направляюсь, куда это меня выведет, но, к счастью, „идет“ лучше, чем в худшие моменты этой зимы»[866]. Пьер в Нью-Йорке в семье Авитал, а новости о здоровье Жана становятся спокойнее. Но Деррида больше обычного боится начала учебного года, тем более что впервые за многие годы он не сможет провести начало осени в Йеле.

Во главе Высшей нормальной школы Жана Буке сменил математик Жорж Пуату, и многие профессора опасаются «новой политики, возможно, изменения структуры». Поскольку Альтюссер отсутствует, присутствие Деррида в первые дни учебного года становится обязательным. Но его эта ситуация печалит и угнетает. «Временами я испытываю острые приступы ностальгии (я не бросаюсь словами) по моей осени в Йеле. Что за жизнь…», – признается он де Ману[867]. В Йеле тоже очень жалеют о том, что Деррида не приедет, хотя и знают, что он вернется весной: «Боюсь, что у всех нас развилась настоящая аддикция к вашему присутствию, и без вас сентябрь кажется гораздо более пустым»[868].

Деррида охладел к Высшей нормальной школе. Хотя он и принимает студентов и внимательно относится к их личным проблемам, после ухода Альтюссера ситуация осложнилась. Исчезла главная связь, и Школа стала для него неотделимой от этой трагедии. Одновременно охладели отношения с Бернаром Потра. Последний рассказывает: «Что бы Деррида ни говорил, он хотел, чтобы люди из его круга вели себя как его ученики, и поощрял своего рода подражание. Впрочем, я сам так себя вел в течение нескольких лет, не отдавая себе отчета, настолько я его обожал. Но через какое-то время я должен был констатировать, насколько строго он следует старому принципу „кто не со мной, тот против меня“: как только появлялись расхождения или же он начинал подозревать, что они появились, он тут же делал выводы. Быть с ним – означало быть абсолютно ему верным. Но помимо того, что я и сам не образец покорности, на мой взгляд, школы Деррида быть не может, потому что деконструкция – это прежде всего его стиль – и только