Дядюшка перестроил все дело. Он нашел старую кондитерскую фабрику на Фуллертон-авеню, и они обслуживают многочисленные рестораны, гостиницы, похоронные бюро. «Мастерская Трех королей» – один из главных спонсоров утреннего радио-шоу Хосе-Чьяпы. Уиннетку, Уилметт сменили Пльзень, Литл-Виллидж, Гумбольдт-парк, Логан-сквер и Лейк-вью. Братья Рейес фотографируются в коронах и королевских одеяниях, и все бы прекрасно, если бы Папа не выглядел таким печальным. У него лицо короля Лира, а не короля Мельхиора.

Бог знает почему, но на рекламе красуется только папина фотография. Как на страницах газет El Informador[526] и La Raza[527], так и в рекламе Канала 26, он появляется в слишком большой для его головы короне под надписью «Иносенсио Рейес, El Rey [528]пластиковых чехлов».

Папа несчастлив. Он не хочет прославиться как «король пластиковых чехлов», но таков уж он есть. И на что ему жаловаться, раз у них нет отбоя от клиентов? Но эти клиенты хотят, чтобы им обили хромированные кухонные стулья или автомобильные сиденья тканью в тигровую полоску. Папе приходится нанимать americanos, и постепенно los polacos, los alemanes и даже los mexicanos [529]уступают место американцам, держащим нетерпеливый указательный палец на степлере. Выросло новое поколение обивщиков, не умеющих держать в руках молоток, не знающих вкус гвоздя. Не проходит и часа, как они изготавливают очередной обитый синим бархатом изогнутый диван или кровать со спинкой из красного атласа.

Папа вынужден делать любую работу – обивать барные стулья, кабинки, водяные кровати, кабины грузовиков и даже гробик для чьей-то кошки. Дядюшка Толстоморд и Дядюшка Малыш против этого не возражают. Они всегда отличались беспечным отношением к своему делу. Но Папа у нас перфекционист. Ему становится стыдно называть себя обивщиком, и он утверждается в худших своих подозрениях. Народ любит всякий хлам.

– Но это то, чего хотят клиенты! Хотят жить вроде как на вилле Панчо Вильи. О госпоти! – говорит Папа.

И это правда. Бедные желают притворяться королями. Им не нравится быть бедными, и если они могут потешить себя тем, что спят на кровати как у императрицы Карлоты или у Элвиса, тем лучше.

Хорошо, что Папе не приходится больше брать в руки молоток и теперь он начальник в мастерской, полной рабочих, но он горюет о прекрасной старинной мебели, над которой работал прежде. Он вздыхает по монетам и запонкам, по голубым жемчужинам, что находил среди диванных подушек.

Более того. Папа и Мама того и гляди станут дедушкой и бабушкой. По возвращении мы обнаруживаем, что Рафа живет теперь не с Ито и Тикисом, а со своей невестой Зденкой, чьи волосы так же светлы, как кролик фокусника. Их ребенок должен появиться на свет через несколько месяцев, а нам никто об этом даже словечком не обмолвился, вы можете поверить этому? Мои братья всегда умели покрывать друг друга. Они не то что я, готовая любой ценой обрушивать на Папу правду-матку.

Ито и Тикис – совсем другая история. Они привыкли жить холостяками и отказываются вернуться к родителям и жить под их крышей. Папе приходится смириться с этим. «Они стали слишком уж американцами, – вздыхает Папа. – Спят на полу, а вместо мебели у них ящики из-под молока. Совсем как хиппи!» – Папа винит в этом себя и говорит, что он нас упустил.

Все это слишком для него. «Ya no puedo, – говорит он каждый вечер, валясь на свою типовую кровать. – Я больше не могу». И эти слова заставляют его тело прислушаться к ним. Но никто не принимает слова Папы всерьез, потому что впервые в жизни он зарабатывает хорошие деньги. Как говорит Дядюшка Толстоморд, Три короля срубают бабки.

– Папа, это означает, что ты теперь торгуешь drogas? – шучу я. Папа не отвечает, а потом вздыхает:

– Это наши клиенты принимают drogas.

Но самая большая перемена со времени нашего возвращения в Чикаго заключается в том, что все вокруг ведут себя иначе. Никто не упоминает о моем «похищении». И тем очевиднее оно становится. Как светлое пятно на двери, где некогда висел мексиканский календарь. Кто-то сорвал его еще до моего приезда в Техас. Но светлый по сравнению с остальной дверью прямоугольник прямо-таки вопиет: Чего же здесь не хватает?

Мои братья. Я-то думала, они скажут что-то вроде того, что если они поймают Эрнесто, то как следуют накостыляют ему. Именно так положено говорить братьям, стоящим на страже чести семьи. «Честь». Это слово произносится теперь в тех случаях, когда речь идет о том, чтобы вернуть мальчиков домой из Вьетнама. Но они ничего подобного не говорят. У меня такое чувство, будто у меня косолапие. Никто не желает смотреть на меня, и это лишь усугубляет положение вещей.

Я мало что знаю, но это знаю наверняка. Я не стыжусь своего прошлого. А сожалею о нем.

Когда я вернулась в Сан-Антонио, Вива задала мне изрядную regañada[530] за то, что я ничего не знаю о предохранении. «Черт, если ты не способна контролировать свое тело, то как ты собираешься контролировать свою жизнь? Чего ты хочешь? Саморазрушения?» Она заставляет меня пойти с ней в Центр планирования семьи, и за один визит туда я узнаю о себе больше, чем за год общения с сестрой Одилией, это точно.

Вива умная. Поступив в колледж, она порвала с Дарко. Она в конце концов поняла, что не хочет выходить замуж за Дарко, а желает стать им. Разве это не смешно? Это он заставил ее задуматься о поступлении в колледж и помог получить стипендию. Каждый человек, входящий в твою жизнь, изменяет ее узор. Дарко сделал ее свободной и способной двигаться вперед. Но это, конечно же, не причина для того, чтобы выходить за него замуж, верно?

Эрнесто женился. Вива сказала, что от него залетела какая-то маленькая católica[531], которая даже не позволяет ему курить травку, хотите верьте хотите нет. Мистер Святоша. Судьба, она такая. Если ты чего-то не хочешь, то лучше уж пригнуться, чтобы увернуться от ее удара.

Это как в истории о вулканах, которую рассказал мне Маленький Дедуля, когда я была ребенком. Так любят мексиканцы. Они не могут быть счастливы, пока не убьют тебя.

Ты автор telenovela о своей жизни. Будет это комедия или трагедия? Выбирай.

Эрнесто. Он был моей судьбой, но не конечным пунктом назначения. Вот что я о нем думаю.

– Каждое первое число месяца они скармливают нам какую-нибудь историю, – говорит Мама. – Они никогда не вносят плату вовремя. Считают, что у нас полные карманы денег? Нам тоже нужно оплачивать счета. Они просто используют нас, вот что. Te hablo. Я с тобой разговариваю, Иносенсио.