Ясон нахмурился.

— Как я и думала, — вздохнула его возлюбленная, — ты принял мои слова на свой счет. Что ж, оставим это. Так что привело тебя сюда, дорогой?

— Я хочу поговорить с тобой об Иолке. Городу грозит полное вымирание.

— Если так будет продолжаться и дальше — несомненно. Что ты предлагаешь?

— Вывезти всех людей из города. Мы подождем, пока беда покинет стены Иолка, и тогда вернемся.

— Сущее безумие, — скривив губы, она покачала головой. — Неужели ты хочешь убить еще больше жителей?

— О чем ты говоришь? — он глянул на жену с удивлением, к которому впервые с момента их прибытия в Иолк примешивалось недовольство.

— Подумай сам. С чего ты взял, что болезнь останется здесь, когда люди покинут город? Ее источник — в нас самих. Отправь своих подданных куда угодно, и хворь последует за ними, как верный пес за хозяином.

— Лекари согласны с моим планом.

— Это потому, что ты царь. Мало кто смеет перечить правителю, даже если его желания неразумны.

— Значит, ты считаешь, что мой план обречен на провал.

— Именно так. Вывести людей за пределы города — это одно. А где они будут жить, чем кормиться? Как ты обеспечишь им безопасность и покой?

— По крайней мере, вопрос жилья перед нами не стоит, — Ясон рассказал о сохранившихся в горах хижинах, которые стояли там с прошлого мора.

— Это ничего не меняет. Твоя идея лишена смысла. Придется заботиться о пропитании для населения целого города, пусть оно и сократилось из-за болезни. Возможно, в те годы сам Иолк был гораздо меньше, не думал об этом? Сейчас тебе нужно расселить по обветшавшим домикам не несколько семей, а сотни человек и как-то обеспечить им еду.

Царь поджал губы, но ничего не возразил. Медея продолжала:

— Запасы зерна и скота не вечны, Ясон. Так сможет выжить только несколько десятков людей. Но город не в состоянии вести существование полудикого племени. Твои подданные или взбунтуются, или начнут умирать еще быстрее.

— Ты предлагаешь совсем ничего не делать?

— Вовсе нет. Но мое предложение отличается от твоего.

Не дожидаясь новых вопросов, колхидская дева быстро заговорила, не давая Ясону возможности перебить:

— Нельзя допустить, чтобы зараза покинула город. Надо принять самые жесткие меры, отгородившись от соседних поселений. От тебя требуется ввести полный запрет на выход жителей из Иолка. Подними солдат, усиль охрану ворот! Каждый, кто имеет вескую причину выйти за ограду, должен получить личное позволение правителя. Запрети жителям окрестных деревень навещать родных в городе. Прикажи рассчитать объемы продовольствия на тридцать-сорок дней наперед и организуй его раздачу небольшими порциями. Казни любого за воровство и торговлю едой… Только так ты убережешь остальных жителей от голодной смерти. Не избавляйся от поставок еды и необходимых товаров, но веди их через нескольких доверенных лиц за пределами городских стен. Да, внутри Иолка продолжат умирать люди! Но хоть слабые телом и погибнут, зато остальные встанут на ноги. И никто не разнесет болезнь в другие поселения — она развеется сама, оставшись лишь воспоминанием. Вот наилучший выход из всех возможных.

— Это безумие, — тихо промолвил Ясон, уставившись на Медею.

— Вовсе нет. Просто здравая, уравновешенная мысль.

— В Иолке поднимется бунт.

— Здесь ты сможешь подавить его без особых усилий. А вот в лесу и горах наводить порядок будет гораздо труднее.

— Что, если вымрет весь город?..

— Тогда Иолк был обречен с самого начала, только и всего. Не забудь усердно молиться.

— Я не могу принять твой план. Сидеть в клетке, будто загнанный зверь, и ждать конца — это ужасно.

— Так ты отказываешься? Готов разнести хворь по другим землям, отправить своих подчиненных в принудительное изгнание и лишить их родного крова, лишь бы самому не оказаться взаперти? Это худшее, что можно придумать.

— Не желаю я слышать подобных обвинений. Давай закончим разговор, — нахмурившись, ответил Ясон. Медея посмотрела на мужа со странным выражением на лице.

— Ты сделаешь большую ошибку, если не прислушаешься к моим словам. Глупый поступок совершить легко — куда труднее бороться с его последствиями. Тебе ли не знать?

С языка Ясона готовы были сорваться резкие слова, но молодой властелин Иолка удержал себя. Перед ним возник образ Киоса, который рассказывал про обычаи северян.

Как там говорил торговец? Люди на севере старались не распространять хворь, а обходили ее стороной до того, как случится беда. А если болезни избежать не вышло, как бы они поступили?..

Предложение Медеи было суровым; все нутро Ясона ему противилось. Но в ее словах содержалась и правда, от которой не следовало отмахиваться. Медленно вздохнув несколько раз, царь ответил:

— Я обдумаю твои слова, обещаю. Дай мне немного времени.

* * *

Обстановка стремительно ухудшалась. Каждый день начинался с подсчета умерших и горестного плача со всех концов города. Костры горели не переставая — со стороны казалось, будто павших воинов провожали на поля Элизиума. Увы, среди жертв мора во множестве оказались не только сильные мужчины, но и женщины, старики, дети…

Не в силах более выносить происходящего, Ясон поступил, как советовала ему супруга.

Ворота Иолка закрылись, а бронзовые щиты и шлемы стражников наводнили улицы. Люди не сразу поверили в то, что их заперли и оставили лицом к лицу с болезнью. Некоторые пытались пробиться силой — их тела послужили остальным уроком. Воинам царя пришлось несколько раз оборонять все возможные выходы и лазейки, а также пресекать попытки подкупа — лишь тогда ретивые головы приутихли.

И все же жителей не бросили на произвол судьбы: под строгим надзором была обеспечена ежедневная раздача продовольствия. Торговля тоже не прекращалась, хотя право ее вести получили лишь несколько человек, как того и требовала Медея. В таких условиях город напоминал истощенного и больного, но продолжавшего цепляться за жизнь зверя. Население сокращалось, страх и уныние витали над каждой улицей, однако это не было концом Иолка.

* * *

Тиро подкинула пару поленьев в огонь, уютно потрескивающий в очаге небольшого дома. Вытащив из угла сверток, развернула ткань и достала немного припасов, которые составляли основу ее обеда на сегодня: сушеный виноград, позавчерашний хлеб, полоска вяленого мяса и горсть кореньев. Не слишком щедрое угощение, но зимой баловать себя не приходилось.

Когда от болезни умерли родители, на девочку свалились все хлопоты по дому. Долго об ушедших Тиро не горевала: то одно, то другое дело отвлекало ее от мрачных мыслей, а позже чувство утраты и вовсе притупилось. У бедняков не было принято терзаться, ведь они с самого рождения готовились к трудной жизни. Тиро не ощущала