И, наверное, в ту минуту, несмотря на все страдание, что жило в ее душе, она все-таки была счастлива.

- Я могу вам помочь? – предприняла она следующую попытку, но было уже поздно, он отгородился совсем, весь, полностью.

- Нет, де Брольи, благодарю вас. Думаю, в этом вопросе справляться я буду своими силами.

- В нашем архиве и своими силами? – задорно спросила она. – Вы отважны!

- Я здесь работал – вы помните? Не сложнее, чем за вьетами по джунглям бегать, – криво усмехнулся он и больше ничего не сказал, да и ее ответа не дожидался. Просто вышел из помещения, оставив наедине с секретарем Дьена. И, вопреки здравому смыслу, заставил сердиться именно тогда, когда она меньше всего имела на это право, потому что сама выбрала то, что теперь происходило.

Ни единого разу за все время, что прошло со дня ее освобождения, Юбер ни словом, ни взглядом не напомнил ей о случившемся, сделавшись лишь молчаливым проводником в мир, где есть кровати, свежее белье на которых пахнет лавандой, и хороший крепкий кофе. Не напоминал он ей о себе и потом, либо убоявшись хоть не минуту обнаружить собственную слабость, либо щадя ее, и без того измученную никак не менее его. И она была благодарна за это, потому что не представляла, как пережила бы, если бы Анри снова заговорил, стал чего-то просить или даже требовать. Наверное, именно тогда в нем и появилась достославная сдержанность, прежде так мало ему присущая. И отстраненность, с которой он стал глядеть на мир.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Она причинила ему боль. Она ее себе причинила.

И ей не у кого было просить совета.

А прямо сейчас знала лишь одно – он все еще ее. И от этого она теряла голову, словно бы вернулась в то время, когда могла что-то изменить.

Далее Аньес не думала. Она не представляла, насколько Юбер застрянет в архиве, но зато ее мозг как-то очень быстро соорудил план, которым ни один человек в здравом уме не должен пользоваться. Но в тот момент Аньес, кажется, совсем не пребывала в здравом уме.

Понимая, что должна торопиться, а в классе оставался ее подопечный, у которого не далее, чем завтра, уже экзамен, она чертыхнулась себе под нос и, торопливо рванула во двор, на улицу, даже не надевая пальто, мимо изумленного дежурного, буркнув ему, что забыла в машине сигареты. Было сыро, прохладно, но в целом – терпимо. Для сумасбродств и горячки самая подходящая погода.  Прямо с крыльца она торопливым шагом направилась за угол, где в одном из невысоких строений располагался гараж, в котором держали автомобили, закрепленные за гарнизоном. Там же, под навесом, разрешали ставить и ее машину. Она покрутилась рядом совсем недолго, но вполне достаточно, чтобы достать из авто небольшой армейский нож, который завелся у нее с тех пор, как она стала бояться каждой тени, и со всего маху вонзить его в шину. Времена страха постепенно прошли. А привычка носить с собой оружие – никуда не выветрилась.

В ту минуту она, враз обезумевшая, приводила в исполнение собственный план. Для чего ей это нужно – не ответила бы. И даже боялась о том думать.

После она вернулась к себе в класс, чтобы закончить занятие, заняв наблюдательную позицию напротив двери, чтобы увидеть, когда спина подполковника снова мелькнет в коридоре. Уйти, не попрощавшись с капитаном Дьеном, Юбер однозначно не мог.

Солдата она отпустила спустя пятнадцать минут и, заперев кабинет, направилась сдавать ключи. Ей было решительно наплевать, что ее саму никто не отпускал, и что было еще чем заняться в форте – она привыкла пользоваться свободой перемещения в те дни, когда ее присутствие не обязательно. Но даже если бы это было не так, не существовало на земле силы, что удержала бы ее в форте. Де Брольи забрала свои вещи, теперь уже спокойно оделась, не рискуя пропустить Юбера, поскольку все проделываемое ею происходило у центрального выхода из здания. После она перекинулась парой слов с дневальным и лишь затем выбралась во двор, готовясь спокойно встретить Анри.

Она медленно курила, ждала и устало вдыхала воздух, наполненный сигаретным дымом и весенней влагой, от которой волосы очень быстро приходили в плачевое состояние. Но волосы – последнее, что ее интересовало. Предвкушение пополам с сожалением окутывало тело и мысли, будто бы облаком, и останавливаться уже поздно.

Она курила. Ждала. И дышала.

Заставляла себя дышать.

Юбер показался на крыльце еще через несколько минут и выглядел весьма удовлетворенным. Очевидно, нашел то, что искал. Что искал этот человек на свете? Почему не заставил ее подчиниться? У него ведь имелись на то силы, тогда как она сама была совсем растеряна.

И так хочется найти себе оправдание спустя столько времени.

Он увидел ее и остановился. Она махнула ему рукой и легко спрыгнула с нижней ступеньки, словно бы уже уходила, а сама, направилась к своему навесу, прикинув, что его авто загнали в гараж. Когда Юбер проходил мимо, она делала вид, что озадаченно разглядывает колесо, но странным образом не чувствовала себя ни воровкой, ни лгуньей. Напротив, сейчас в ней было одно лишь желание – заставить его задержаться.

И это ей удалось.

- Что с машиной? – услышала она над головой, когда ее пальцы, сейчас совсем без маникюра, огрубевшие после работы в лаборатории и покрасневшие от сырости, ковырялись в пробитой резине. Аньес подняла взгляд. Анри возвышался над ней, сунув руки в карманы тренчкота и хмурился. Как могла раздосадовано, она ответила:

- Ты же видишь, что с машиной. Черт! И я даже не представляю, когда это случилось! Ты знаешь, как я аккуратно вожу!

- Я знаю, как ты летаешь над землей, милая. Это не имеет ничего общего с вождением автомобиля, - поддел он ее как-то совсем по-мальчишечьи, но присел рядом, уставившись на шину. После протянул руку и дотронулся пальцами до разрыва в том самом месте, которого только что касалась Аньес. – Разрез ровный. Уверена, что никого не довела здесь своим характером настолько, чтобы тебе не захотелось отплатить и испортить хотя бы авто, если уж мордашку трогать нельзя?

На это она ничего не ответила. Лишь потянулась вперед, чтобы ее пальцы оказались возле дырки. На секунду их ладони замерли в миллиметре от прикосновения. И Юбер первый отдернул руку.

- Ничего непоправимого, - сказал он как ни в чем не бывало. – До конца дня подлатают, я скажу механику...