Хорошо был известен факт, хотя он и не афишировался на этой выставке и в дебатах, что коэффициент воспроизводства населения примерно составлял 1,8 ребенка на женщину. При том что для восполнения популяции требуется 2,15 ребенка на женщину, численность населения Земли начала медленно, но уверенно сокращаться. Представления о грядущем демографическом взрыве рассеялись, демографы перестали его предсказывать. Некоторые кабинетные экономисты беспокоились, что экономика не выживет при подобном сокращении населения, другие, наоборот, приветствовали смену тренда. Все эти вопросы были так новы и противоречивы, что конференция решила их не касаться, отложить на другой раз. Прежние обвинения в антигуманности против экологического движения пока еще не настолько утратили силу, чтобы научное сообщество смело повело разговор на эту тему. Слишком уж она горяча. Но в данном случае новости были хорошими и передавались в устном порядке.

То же самое можно было сказать о дискуссиях на тему супердепрессии и о том, как вызванный ею общественно-экономический крах на самом деле пошел на пользу сокращению выбросов углерода и состоянию здоровья биосферы. Утверждения, что события, причинившие страдания миллионам людей, оказались полезными для жизни на планете, тоже притягивали обвинения в антигуманности. Поэтому проще было представить этот аспект как преодоление катастрофы с извлечением из возникшей ситуации максимальной пользы. Информация и так текла рекой, поэтому некоторые вещи, как, например, умозаключения и предположения, лучше было оставить на суд молвы.

Надо всем этим довлел – в самом буквальном смысле, если вспомнить о транспаранте и качестве воздуха, – главный индекс или главное число, показатель концентрации углекислоты в атмосфере в частях на миллион. За предыдущие пять лет он сократился на 27 единиц и составлял теперь 451 часть на миллион – как в 2032 году, – продолжая снижаться. Может быть, однажды он дойдет до 350, верхнего пика колебаний между 280 и 350 ppm в доиндустриальную эпоху протяженностью миллионы лет, на которые влияли изменения солнечной орбиты Земли. 350 частей CO2 на миллион – это было бы совсем неплохо! Вопрос – как далеко следует идти. Последние сорок лет мир занимали споры совершенно иного порядка.

За это же время для всех стран мира существенно сгладился индекс Джини. Улучшения наступили на всех континентах. Движения за справедливую оплату труда, сокращение разрыва в доходах, рекомендованные центральными банками налоговые схемы, политические движения в поддержку гарантированных рабочих мест и прогрессивного налогообложения, нередко под лозунгом «даешь конец клептократии плутократов», отраженном на одном из плакатов, повсюду произвели мощный эффект. Ввод щедрого всеобщего базового дохода, поголовная гарантия трудоустройства и ограничение личного годового дохода десятикратной разницей между минимальным и максимальным уровнем, принятые многими странами, немедленно обрушили индекс Джини. Темп задавал ЕЭС, примеру последовали США и Китай, процесс пошел во всех странах, молодые образованные люди бежали в государства с пониженным коэффициентом, отчего страны, теряющие образованные кадры, быстро вводили похожие меры. Гарантии трудоустройства, но не только, доступ к базовым услугам, поддержка воспроизводства социальных структур, в том числе за счет строительства объектов инфраструктуры и жилья освободили от бедности малоимущие слои населения мира. Установление предела личных доходов и богатства срезало верхушку пирамиды неравенства. Разумеется, многие богачи попытались, прихватив мошну, удрать в безопасное место, но из-за мер валютного регулирования, блокчейна и способности отслеживать денежные потоки все старые налоговые оазисы и убежища были выявлены и уничтожены. Деньги стали цифрами в компьютерах глобальной банковской системы. Даже когда они вкладывались в недвижимость, объект регистрировался вместе с ценой актива и подлежал налогообложению, как все остальное. Нередко собственность продавали, чтобы избежать уплаты налогов по резко прогрессивной шкале. Чтобы не пойти ко дну при новом налоговом режиме, некоторые владельцы отдавали собственность добровольно, благодаря чему площадь общественных угодий постоянно ширилась и пользоваться ими могли все члены общества. Госпредприятия стали чаще использовать большие данные и «красные» алгоритмы, что сделало их менее неповоротливыми, позволяя избегать прежней дурной бесхозяйственности, но сохраняя бесхозяйственность полезную, которая была важна для поддержании устойчивости и справедливости.

Для анализа и описания новых явлений появилась новая экономическая наука, неизбежно она начала опираться на целый ряд новых систем измерения, ибо экономика теперь зиждилась на квантифицированной этике и политической власти, зависящих от показаний. Люди по-прежнему пользовались старыми инструментами вроде индекса инклюзивного процветания, индикатора подлинного прогресса, индекса человеческого развития ООН с поправкой на неравенство, индекса глобального экологического следа. Появилось и много новых. Все новые показатели экономического здоровья слились в один «индекс индексов» под названием метаиндекс состояния цивилизации и биосферы – МИСЦИБ.

Во всем этом огромную роль сыграл карбон-койн. Некоторое время казалось, что создание карбон-койна лишь сделает богатых еще богаче. Несколько компаний – хозяев углеводородного сырья объявили о намерении секвестрировать углеродные запасы в своей собственности, получили компенсацию в карбони и перевели их в доллары США и другие валюты, вложив доход в капитальные активы других видов, особенно в недвижимость, разбогатев пуще прежнего, как если бы им заранее выплатили прибыль будущих лет, все сто процентов, пусть даже их активы, ядовитые для биосферы и для здоровья людей, теперь застряли под землей.

Однако центробанки придумали схему, как этому противостоять. Да, добывающим компаниям выплачивали положенное в расчете один карбон-койн на тонну секвестрированного углерода согласно сертификатам, выданным группами экспертов Министерства будущего, как и любому другому лицу, занятому секвестрацией. Однако выплаты свыше определенной суммы амортизировались по времени и выплачивались в установленный момент с нулевым процентом, но без удержаний. Вместе с гарантиями все это превращалось в подобие облигаций. После этого компании, чтобы получить будущие платежи, по закону и международному соглашению, были обязаны пустить полученные карбон-койны на дальнейшее сокращение выбросов, потому что в случае инвестиций в производство, наносящее ущерб биосфере, особенно сжигающее ископаемые виды топлива, это означало бы саботаж секвестрации, что в конечном счете давало отрицательный результат. Выгодность системы состояла в том, что нефтяные компании и петро-государства получали компенсацию пропорционально блокированным активам, но не всю сразу и только за работу по сокращению выбросов, которую определили и сертифицировали стандарты Парижского соглашения и команды экспертов. Младшие сотрудники центральных банков очень гордились этим достижением, которое они шлифовали несколько лет ради спасения карбон-койна, и были очень рады, когда начальство одобрило и осуществило эти меры. Встречи этих сотрудников проходили в тихом Цюрихе так шумно, что это чуть не приводило к скандалам.

Успех карбон-койна означал, что на реставрацию ландшафта, регенеративное сельское хозяйство, восстановление лесов, биоуголь, плантации водорослей, прямое улавливание и хранение углерода из воздуха и прочие мероприятия, представленные в залах, теперь поступали огромные денежные суммы. Перетяжка над входом в одно из помещений гласила: «Грядет революция. Она всегда не такая, какой ее ждут». Люди, которые вывешивали лозунг, сообщили, что фраза принадлежит Марио Працу[19], у него ее позаимствовал Джон П. Фаррелл, а у последнего – Кристофер Пальмер. Швейцарские помощники были очень довольны собой.