В 605 году до нашей эры евреи Макора были уведены в вавилонское пленение, но спустя пятьдесят лет, как и предсказывал голос Гомеры, Кир Персидский сокрушил Вавилон в войне, которая длилась меньше недели, и евреям Макора не только разрешили, но и побуждали вернуться домой – на том условии, что они подчинятся персидскому правлению. В 336 году до нашей эры в возрасте двадцати лет на трон взошел Александр Великий и начал свои завоевания. В течение следующих семисот лет все земли от Спарты для Индии испытали влияние греческой культуры. Большинство их жителей говорили на койне, греческом диалекте, общем для всех стран. Но расстояния в новой империи были столь протяженны, что мало кто из граждан мог поддерживать прямые контакты с Грецией. Это привело к развитию некоего заменителя подлинной греческой культуры, так называемого эллинизма, рожденного людьми, которые любили греческие идеалы красоты, но которые выражали их в египетских, персидских или сирийских образах. Эллинизм много веков господствовал в обитаемом мире, но сама империя не смогла остаться единой, и в катаклизмах, последовавших после смерти Александра, восточная часть ее была наконец разделена между двумя македонскими полководцами. Птолемей получил Египет, и Макор стал его дверным форпостом, а Селевку достались огромные владения вплоть до Индии, которые впоследствии обрели известность как империя Селевкидов. Ее блистательной столицей стала Антиохия, примерно в ста тридцати милях к северу от Макора.

В 198 году до нашей эры, после столетия пограничных войн между двумя эллинскими империями, Селевкиды под командой Антиоха III наконец разбили египтян, отняв у них в качестве военной добычи Израиль, и Макор из северного форпоста Египта стал южным форпостом Империи Селевкидов. Одним из своих первых указов новый правитель наделил большими правами евреев Макора: «Да будет известно, что наше императорское величество дает право нашим новым еврейским подданным почитать своих богов, как они хотят. Они могут строить синагоги. Их священники могут приносить жертвы – с единственным условием: они никоим образом не должны оскорблять Зевса, верховного божества всех Селевкидов». Эти права были не только великодушны – таковым было и их воплощение в жизнь. В центре Макора, на том древнем месте, где, погребенный в земле, лежал обелиск Эла, был построен красивый маленький храм с шестью невысокими дорическими колоннами, на фронтоне которого возлежала отдыхающая богиня. Храм содержал небольшую голову Зевса, вырезанную из паросского мрамора, и ни храм, ни бог никому не мешали. В другой части города, вплотную к восточной стене, стояла синагога – столь же скромная, но далеко не такая красивая. Точнее, она была просто уродлива, возведенная из глиняных кирпичей грязного цвета и грубых балок, – но в первые двадцать семь лет правления Селевкидов те евреи, которые сохранили верность своей синагоге, спокойно жили среди массы горожан, поклонявшихся Зевсу и его храму. И те и другие придерживались греческих обычаев, пользовались монетами с греческими буквами и говорили на койне. Хотя они никогда не видели Греции, но считали себя греками, так что Макор во всех смыслах был типичным эллинским городом.

В 171 году до нашей эры Антиох IV объявил, что религиозная жизнь в его владениях претерпит небольшие изменения, и, если бы у евреев Макора был настоящий лидер, они бы успели предвидеть, что на них надвигаются большие беды, но евреев никто не возглавлял, и этот факт прошел мимо их внимания. Новый закон был четок и ясен: «Отныне все граждане должны признавать, что бог Зевс сошел на землю в лице нашего божественного императора Антиоха Эпифана». Сначала эта идея удивила евреев, но городские чиновники заверили, что новое правило никоим образом их не коснется. Спустя какое-то время в храме воздвиглась гигантская голова императора, небольшое изображение Зевса было отодвинуто в сторону, и, когда наконец новое божество обрело свое место, всех горожан собрали на площади перед храмом, где один из чиновников огласил закон: «Те, кто входят в храм Зевса, должны отдавать дань почитания нашему великому императору Антиоху Эпифану и принимать его как Зевса Олимпийского, явившегося среди нас в облике смертного существа». Горожане, которые вытягивали шеи, чтобы рассмотреть массивную голову, соглашались, что Антиох с его локонами, как у бога, и величественным выражением лица в самом деле походит на Зевса. «К евреям, которые предпочитают совершать богослужения в своей синагоге, этот закон не относится, – продолжал глашатай, – потому что наш великий император не хочет ущемлять никого из своих граждан, пока они признают его божественность». На самом же деле, когда евреи услышали, что не обязаны почитать Антиоха как бога, многие из естественного любопытства стали заходить в храм, где в изумлении застывали перед величественной головой и, преклоняя колени перед императором Антиохом, улыбались про себя при мысли, что Антиох может быть богом. Имя его – Эпифан, что значило «слово, произнесенное Богом», – казалось им слишком напыщенным, и они удивлялись, как их греческие правители могут впадать в такой самообман, веря в очевидные глупости. Они видели перед собой обыкновенную каменную статую обыкновенного человека, которого они никак не могли воспринимать как бога. Они преклоняли головы, скрывая на губах презрительную усмешку, и радостно возвращались в свою синагогу, где могли свободно и без страха почитать истинного бога YHWH.

В 170 году до нашей эры был объявлен новый закон, требующий от всех горожан четыре раза в год отдавать формальную дань почитания Антиоху Эпифану как главному богу Селевкидов, что повлекло за собой определенные трудности для евреев – но там, где они меньше всего могли их ожидать. Днем, избранным для этого обряда покорности, стала суббота, Шаббат, когда евреи предпочитают вообще не покидать домов, проводя этот день в молитвах. Поэтому они направили глав общины опротестовать этот закон, но греческие чиновники объяснили: «Наш выбор субботы ни в коем случае не направлен на специальное оскорбление евреев. Этот день выбран по всей империи потому, что приемлем для большинства людей». Когда евреи указали, что, вне всяких сомнений, этот день для них неприемлем, греки ответили: «В нашей империи обитает не так уж много евреев, и с нашей стороны было бы неразумно приспосабливать законы к их пожеланиям. Тем не менее, Антиох лично поручил нам довести до вас его слова – пока он император, не будет предпринято ничего, что может как-то оскорбить вас». Евреи все же попытались возражать против субботних коленопреклонений, но греки предложили благородный выход: «Давайте во имя мира и спокойствия сойдемся вот на каком компромиссе. Мы, греки, будем поклоняться Антиоху в дневные часы, вы же будете делать это вечером Шаббата, закончив свои молитвы». И на основе этого почетного договора каждый квартал евреи отправлялись в храм, отдавая дань почтения императору Антиоху; но в глубине сердца они считали Антиоха самозваным богом.

В 169 году до нашей эры евреев созвали выслушать очередной эдикт: «Дабы положить конец усилению различий между жителями великой империи, Антиох Эпифан решил, что впредь евреи не будут производить обрезание своих младенцев мужского пола». Это немедленно вызвало взрыв возмущения у части евреев, но сил для подлинного противостояния у них не было, потому что остальные сочли требование Селевкидов достаточно разумным. Они доказывали, что «греки считают тело человека храмом, который не должен быть ни оскверни, ни изменен, так что наш император предъявил лишь скромное требование». Эту часть поддержали и другие, заявлявшие: «Антиох прав. Обрезание – старомодный варварский обычай, и единственное его предназначение – сделать так, чтобы мы отличались от греков». Но были и те, кто помнили, что завет, который Авраам заключил с YHWH, упоминал и обрезание, и договор этот вечен. Они продолжали делать обрезание своим сыновьям, но их протест не возымел действия из-за нерешительности еврейской общины; тем не менее, известия об их упрямстве достигли слуха Антиоха, и он их запомнил.