И он услышал страшный голос, давший ему ответ:

– Не женщина, но Яхве.

На исторической памяти этих поколений, когда Яхве боролся за души своих евреев и по его повелению пророки отвращали их от Баала, возвращая к племенным шатрам, он часто говорил и действовал с такой жесткостью, в которую трудно было поверить. Потому что евреи были упорным народом. Они обожали Астарту, имели дело с ее священными блудницами и живьем бросали детей в огненное чрево Молоха – и он должен был обрушить на них суровые кары. Почему он вообще не стер их с лица земли? Потому что они воистину были его избранным народом, и он любил их. И, доказывая это, он, обрубив на них жестокие кары и заставив склониться перед его волей, мягко и заботливо заверил их, что поддержит в годы тьмы, ибо он мог быть и жестоким и милосердным. Поэтому и разнесся над павшим Макором голос Гомеры, полный тепла и заботы, которых раньше никто не знал, произнося слова утешения, что часто вспоминались рабами в Вавилоне:

– О мои возлюбленные дети Израиля, я несу вам надежду. Как бы ни были глубоки узилища, где вы вращаете водяные колеса, я и там пребуду с вами. Моя любовь всегда защитит вас, и после рабских подвалов вы снова увидите зеленые поля. Этот мир с его сладостью снова вернется к вам, ибо, принимая мою кару, вы принимаете и мое высокое сострадание. Я Яхве и всегда рядом с вами!

Вавилоняне стали сгонять евреев, готовя их к долгому пути в рабство, и теперь Гомера подходила к каждой группе пленников, утешая их:

– И в горе своем помните Яхве, ибо я источник прохладной воды. И забуду ли я тебя, когда так нуждаюсь в тебе?

И когда евреи выражали свои изумление, слыша столь противоречивое послание любви в те часы, когда на них обрушена невыносимая кара, Гомера обращалась к ним мягким голосом матери, которая поет ребенку колыбельную, пока отец трудится в поле:

– И хананей и вавилоняне исчезнут с лица земли, но вы останетесь, ибо обретете силы в тяжести моего наказания.

Подойдя к той группе, где в цепях стоял ее сын, она обратилась к нему:

– Помни Иерусалим. О, помни тот город на холме. Говори о нем в шатрах и пой его молитвы в темноте. Помни Иерусалим, ибо ты человек, которому предназначено помнить. И когда у тебя прервется дыхание, и замрет сердце, и в чужой земле придет к тебе смерть – и тогда помни Иерусалим, город нашего вечного наследия.

Микал, увидев мужа среди пленников, с их сыном Ишбаалом на Руках кинулась к Риммону, готовая из любви к нему последовать в рабство. Другие хананейские женщины тоже присоединились к своим мужьям, но Гомера преградила им дорогу, крича:

– Блудницы Ханаана не нужны в Вавилоне. Ложным женам предстоит остаться на месте!

Но когда она подошла к Микал, облаченной в то белое платье, которое когда-то сама сшила, она не смогла вымолвить ни слова. Язык ее прирос к зубам, и со слезами любви на глазах она смотрела на эту преданную женщину, которая бок о бок с ней работала на полях. Гомера могла просто молча отстранить ее, но ей пришлось выпрямиться и завопить:

– А ты, хананейская блудница, которая рожала в храме Астарты, которая назвала своего сына Ишбаалом, – тебе здесь нет места! – Микал замялась, и ее свекровь завопила: – Убирайся! И не подходи к нему, потому что он больше не твой муж. Прочь! – И она с силой отшвырнула плачущую юную женщину. Брат отца поднял ее и отвел к тому месту, где стояли хананеи.

Когда же Риммон поднял свои цепи и было кинулся за ней, его перехватила мать, но голос, которым она к нему обратилась, принадлежал не ей:

– Все это я делаю не из ненависти, а из любви. Другим народам предназначено исчезнуть, но Израиль будет жить. Ибо и в пленении вы будете держаться вместе, и каждый будет хранить верность другим, и все будут помнить Иерусалим.

Затем, оставив сына, Гомера пошла бродить меж пленниками, пока не нашла девушку Геулу, закованную в цепи. Одним могучим рывком Гомера разорвала их и подвела Геулу к сыну. Соединив их руки, она объявила:

– Риммон, сын Гомеры, отныне ты разведен. С этого дня вы разведены. И в присутствии трех свидетелей ты берешь в жены Геулу. Вы дети Израиля, а твои прежние дети Ханаана забыты – и рожденные, и еще не рожденные. Ибо лишь вы – избранный мною народ.

При этих словах вавилоняне расплылись в улыбках. Жалкие рабы в цепях, остатки некогда гордого города! Избранные! Солдаты начали посмеиваться про себя, но скоро волна веселья захлестнула и их, и хананеев. Но Гомера, полная ярости, повернула взлохмаченную голову к Навуходоносору, который переживал час триумфа, и, ткнув в его сторону длинным пальцем, возопила скорбным тоном:

– Как кратко будет твое торжество, о первый властитель, как кратко будет твое пребывание на вершине славы! И персы уже собирают силы вдоль твоих границ, они полны нетерпения вторгнуться в твои блистательные города с сетью каналов! И даже сейчас я слышу слова повеления, которые произнесет Кир Персидский, отправляя мой избранный народ к себе домой. О царь, как кратки будут дни твоего торжества. – И, повернувшись к пленникам, она прошептала им слова утешения, которые они вечно будут помнить: – Я Яхве, который идет с вами во тьму и который выведет вас обратно к свету, если вы будете помнить Иерусалим.

Навуходоносор был не в силах больше слушать ее и нетерпеливо махнул правой рукой, словно перед ним стоял египтянин:

– Заткните эту жуткую женщину!

Подчиняясь приказу, вавилонский солдат поразил Гомеру в грудь мечом. Затем, убедившись, что клинок вышел у нее из спины, он свистнул двоим друзьям, и они без труда кинули ее головой вниз в шахту. Изможденное тело Гомеры, ударяясь о выщербленные ступени, полетело в темную глубину, где она когда-то говорила с Яхве.

Эллинское, резное из камня, изображение руки атлета со скребком, который употреблялся, чтобы счищать с тела пот и грязь после упражнений в гимнастическом зале. Вырезан в Антиохии в 184 г. до н. э. из белого мрамора Каррары, что лежит к северу от Рима. Качество этого осколка позволяет предполагать, что он представляет собой фрагмент классической статуи. Оригинальное бронзовое лезвие, ныне съеденное ржавчиной, было выковано из металла македонского производства. Оказался в Макоре во время антиохийского восстания, которое произошло осенью 167 г. до н. э.

Много раз в течение их длинной истории евреям угрожало истребление в результате спланированных религиозных преследований, но ни одна из катастроф не начиналась так мягко и спокойно, с такой убедительностью, как первая из их серий, которую в 171 году до нашей эры начал Антиох IV, тиран империи Селевкидов.