Роберта откинула голову и зычно захохотала.

– Я больше пятнадцати лет домашку не делала, а эта мадам сценарий пишет! И ногти красит в черный цвет!

– В черный? – заинтересовалась Роберта и уставилась на свои ноги.

– Снимала во время уроков туфли и раскладывала ноги на любую мебель! На джинсовой куртке у нее приклеен стикер «А в вашей уборной плодят большевиков?»[36]. Хрен знает, что это значит.

Хохот Роберты перешел в кашель. Кисточка вильнула. Я сняла ее ногу на пол и принесла стакан воды.

– Учебник этот дебильный обошелся мне в двадцать четыре доллара девяносто девять центов! Если учеба пойдет такими темпами, к окончанию курса мне стукнет сорок два.

– А сколько тебе стукнет, если ты не закончишь курс?

– Легко тебе острить, – огрызнулась я. – Тебе не пришлось сидеть в классе час пятнадцать, когда хочется в туалет. Еще и сочинение задали на следующую неделю. «Опишите любое повседневное занятие и свою эмоциональную привязанность к нему». О чем прикажешь писать – как я увлеченно делаю тосты к завтраку? Или какой кайф получаю, когда крашу тебе ногти в розовый?

Роберта ничего не ответила. Я чувствовала ее улыбку. Я снова сняла ее ногу со своих коленей и пошла наверх.

– Эй, у меня три накрашенных ногтя и семь обыкновенных!

– А жизнь вообще сандвич с дерьмом, – сказала я. – Смирись.

Потолок обрушился в ту же ночь – вернее, ранним утром, часа в три. Сначала было похоже на перестрелку. В полусне я подумала – Боже мой, Роберту застрелили! Затем нос защекотала пыль, снова раздался оглушительный, как выстрел, треск, и Роберта завопила снизу:

– Убери меня отсюда, на фиг, пока совсем не завалило!

Я включила лампочку на лестнице и успела увидеть, как упал большой кусок гипса. Грохнувшись об пол у кровати, он раскололся на мелкие осколки, разлетевшиеся во всех направлениях. Я пригнулась, втянула голову и побежала уносить Роберту с кровати. Грохнулся еще кусок потолка. Я чувствовала себя солдатом на войне.

В телефонной книге значились шесть жилищно-ремонтных компаний. По телефону в коридоре я излагала свой случай женам и автоответчикам. Когда меня ставили на ожидание, я разглядывала обнажившуюся кровлю, похожую на скелет потолка.

Майк из «Домашнего ремонта Майка» назвал предварительную смету.

– Девятьсот пятьдесят долларов, – сказал он.

Роберта грохнула ходунками об пол:

– Да Иисусе же Христе! Может, сразу ткнешь ей ствол под ребро?

– Ладно, восемьсот семьдесят пять, но без финишных работ. Не хотите – как хотите.

– Не хотим! – заорала Роберта, заглушив мое «хотим». Ее-то Майк и услышал.

Парень из «Домов высшего качества» запросил тысячу пятьдесят. Он сказал, что мне, по ходу дела, надо бы и крышу перекрыть: ведь если на крыше сигнализация, она звенеть будет.

– Перекрывать крышу? И во сколько это обойдется?

– El dinero grande.

– А в американских долларах? – поторопила я.

– Большие бабки. У меня есть двоюродный брат, так вот он…

– А ну, вали отсюда на фиг! – крикнула Роберта.

Днем она наблюдала, как я с верхней ступеньки шаткой стремянки вытаскиваю из провисших углов куски гипса, угрожавшие падением. Мы решили пока пожить без потолка.

Обратиться за подработкой к Джонни Ву, владельцу «Китайского рая», было идеей Роберты.

Я сидела с Робертой в ресторане, помешивая свой суп с кусочками яиц, и только вытаращила глаза, услышав ее предложение.

– У меня уже есть работа и вечерняя школа, – напомнила я. – Где мне время взять?

– Время-то найти можно, – ответила Роберта. – А вот чего у тебя нет, так это денег на новый потолок.

Когда Джонни проходил мимо нашего столика, она схватила его за подол тропической рубахи (для человека с болезнью Паркинсона у Роберты неожиданно проворная хватка).

– Вы, китайцы, те еще пролазы, – сказала она ему. – Когда у тебя здесь меньше всего движухи?

– В понедельник вечером, – ответил Джонни. – А что?

– А то, что у меня мозги уже сверхурочно работают. Присядь. – Ее идея состояла в том, чтобы Джонни объявил каждый понедельник «Польским вечером» и взял ее конферансье, а меня диск-жокеем. – Дашь полякам десять процентов скидки. Заподозришь, что они не поляки – проверяй водительские права. Полгорода явятся, особенно если прослышат, что я здесь. Мы такую вечеринку закатим!

Джонни улыбался и качал головой:

– Это китайская ресторана. Это портить…

– Микроклимат, – подсказала я. На этой неделе преподаватель английского часто повторял это слово, я и посмотрела его в словаре.

– Ладно, – согласилась Роберта, – тогда давай так: мы с ней займемся доставкой в выходные дни.

– Вы чито иметь в виду?

– Люди звонят, заказывают, а мы отвозим.

– Роберта… – начала я.

Можно подумать, меня и нет за столом.

– Понимаешь, малыш Джонни, я люблю разглядывать посетителей. Из раза в раз я наблюдаю одну и ту же картину: люди у кассы торопятся забрать свои заказы, вбегают в грязной, мокрой одежде, боятся, что их увидят знакомые. Если заказ еще не готов, они сидят на стульях под вешалкой, стараясь не касаться коленками сидящего рядом. Доставка на дом – это же золотая жила! Повезло тебе, Джонни! Скажи, Долорес?

Не дожидаясь моего ответа, Джонни Ву нашарил за спиной свободный стул и подтянул под себя.

– Продолжайте, – кивнул он.

По пятницам и субботам мы возили заказы до одиннадцати вечера, по воскресеньям – до шести. Джонни поставил нам стол, провел отдельную телефонную линию и заплатил кузовщикам, которые выдрали заднее сиденье «Бискейна» и установили туда ящик-термос. А мы за свои деньги установили портативный радиопередатчик «Си-би радио» – это здорово помогало экономить бензин. Роберта сказала, работа диспетчером словно вернула ее в шоу-бизнес. Став коротковолновиком, она воскресила свой радиопсевдоним.

– Принцесса польки – Кисло-Сладкой. Уши надела? Прием.

От радиожаргона мне становилось неловко, но она не отвечала, если я просто спрашивала: «Что ты хотела, Роберта?» А характер выдерживать я не могла по материальным соображениям – «Бискейн» жрал галлон бензина за девять миль.

– Прием подтверждаю, Принцесса. В чем проблема? Прием.

– Если ты еще не уехала в Хиллкрест, заезжай в «Рай» за пупу и «Восемью бессмертными, переправляющимися через море». Прием.