Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– За старых друзей.
Из гостиной его позвал один из гостей:
– Запах этой божественной пищи просто терзает нас, Фабио! Когда же за стол?
Я осушила чашку.
– Это Гарри? Я бы хотела с ним поздороваться. Пожелать ему счастливого праздника.
– Гарри в последнее время болеет… гриппом. – Я увидела, как нервно дернулось лицо мистера Пуччи. – Но – хорошо. Пойдем. Конечно.
Я кивнула и улыбнулась, когда он представил меня своим гостям – ожившим красавцам из каталогов «Джордан Марш» в свитерах крупной вязки и брюках со складкой. В гостиной благоухало одеколоном.
– Ты помнишь Гарри? – спросил мистер Пуччи.
Я изо всех сил старалась не подать виду и контролировать мышцы лица. Ноги Гарри были прикрыты одеялом. Он высох, как скелет.
Гарри прищурился на меня:
– Фабио, кто это?
– Это Долорес Прайс, дорогой. Моя бывшая ученица.
Гарри смотрел на меня, не узнавая.
– Я однажды явилась сюда без приглашения, а вы мне открыли дверь, – напомнила я. – Вы с мистером Пуччи еще собирались на пикник. Вы угостили меня печеньем и поставили Билли Холидей в музыкальном автомате… – Я вдруг заметила автомат и ткнула в него пальцем: – Вот в этом!
Тремор у Гарри был даже сильнее, чем у Роберты.
– Теперь вспомнил, – сказал он. – Такая огромная толстая девочка…
Мистер Пуччи засмеялся и покраснел.
– Прости, – произнес он, – он не в себе.
Когда я вернулась домой, Роберта не спала. Я хлопнулась на водный матрас рядом с ней и уставилась на дыру в потолке.
– Теперь я жалею, что мы с тобой все же не поставили елку, – сказала я. – И не важно, как она бы здесь смотрелась.
– Я знаю, чего тебе нужно, – отозвалась Роберта. – Тебе хочется рождественского подарка.
Сначала я протянула ей презент: настенный календарь «Чиппендейлс» из магазинчика Бухбиндеров. Мы пролистали его, выбирая любимые месяцы и вместе хихикая над сексуальными красавцами.
Мой подарок был завернут в красную фольгу и украшен каскадами витой белой ленты.
– Как красиво, даже открывать не хочется, – произнесла я.
– Красный и белый, цвета Польши, – сказала Роберта.
В коробке оказался атласный китайский халат – оранжевые цветы на переливчато-синем фоне.
– Какого черта ты плачешь-то? – спросила она. – Ну, перестань, перестань.
Я вынула халат из коробки, и он развернулся до пола.
– Такой красивый! Ах ты, паразитка! Мы же договорились не тратить больше десяти долларов с носа. Теперь у меня на душе еще гаже.
– Да брось, – отмахнулась Роберта. – Джонни из ресторана купил его для меня в Нью-Йорке за полцены.
На теле халат ощущался прохладной гладкостью. Мы с Робертой с удовольствием поглаживали ткань.
Я рассказала ей о любовнике мистера Пуччи.
– Если это та дрянь, она же заразная. Тогда у этого учителя она тоже есть.
– Мне страшно, – сказала я.
– Ну, ты никак не могла ее подцепить, ты же только в дом к ним заходила.
– Не от этого. Мне страшно, что она вообще существует – и что она рядом. Он так и стоит у меня перед глазами – высохший, как узник концлагеря.
Мы взялись за руки и крепко сжали пальцы.
– Роберта! – позвала я.
– М-м?
– Ничего. Я рада, что ты здесь.
Тайер Китчен починил потолок за три с половиной сотни в январские каникулы, целую неделю халтуря вечерами. Иногда я с порога смотрела, как он забивает гвозди, поднимает «Шитрок» или звучно ходит по комнате на рабочих ходулях со стальными пружинами, насвистывая под записи Боба Седжера и Спрингстина. Делая перерыв, он ставил таймер от плиты на пятнадцать минут и усаживался на табуретку. Я сидела рядом, но говорил в основном он.
– Понимаешь, и без того сложно, когда у него под мышками выросли волосы, и я начал замечать корку на его трусах, когда стираю белье. Он же наполовину черный, и от этого вообще хоть кричи. Трудно пацану, понимаешь? В последнее время что-то он зациклился на этнической теме – болтается с «черными братьями» у развилки шоссе. Выходит из себя, если я, забывшись, назову его Артур, а не Джамал, а то требует называть себя Чилли Джей. Это его рэп-псевдоним.
– А как же его мать, она разве не здесь живет?
– Клаудия? Нет, она в округе Колумбия. Джамал живет у нее летом – обычно в августе, но терпеть этого не может. Заявляет, что все «Макдоналдсы» штата Вашингтон разбавляют молочные коктейли водой, но мне кажется, ему там просто одиноко. У Клаудии убийственный рабочий график, так что пацан торчит в квартире перед видиком… Понимаешь, мы бесим друг друга до безумия, но и любим. Чилли Джей – мой мальчишка.
– Я тоже в разводе, – сказала я.
– А дети есть?
Я покачала головой.
– Должно быть, он законченный дурак.
– Кто?
– Парень, который тебя упустил.
Это замечание застало меня врасплох. Только спустя несколько секунд я обратила внимание на сработавший таймер.
– Ты что, влюбилась в этого дылду, который чинит потолок? – спросила вечером Роберта, услышав, как я напеваю «Против ветра», помогая ей надевать пижаму.
– Не смеши, – ответила я. – С чего ты решила?
– Потому что ты уже неделю ходишь по дому, как обкуренная.
– Значит, краска токсичная, – нашлась я.
В начале весеннего семестра я договорилась в магазине, что буду работать меньше часов, и записалась еще на два курса: психология 112 и «Ее история: феминистский взгляд на прошлое».
– Я не хочу идти на экономику, мистер Бухбиндер, поэтому с моей стороны нечестно позволять вам и дальше платить за мою учебу, – сказала я, отпихивая второй конверт с деньгами.
– Не заставляй девочку, если она не хочет, – поддержала меня миссис Бухбиндер.
– Ты в это не лезь, Ида, – одернул ее Бухбиндер. – Это наше с ней дело.
Я улыбнулась при слове «девочка». Мне было уже тридцать три.
Элисон тоже записалась на «Ее историю». Она уже успела порвать с бойфрендом, забросить сценарий с Боем Джорджем в печку и родить Шиву, бутуза весом четыре с половиной килограмма. Я навестила их однажды с подарком – уютным рюкзачком, в котором младенец может спать на материнской груди, а мамаша – продолжать жить своей жизнью. Рюкзак стоил тридцать девять долларов девяносто девять центов – сущее мотовство, но это единственное, что мне захотелось ей подарить. Мы с Элисон прочли инструкцию, и она примерила рюкзак, прежде чем я ушла.
– Ух ты, ощущения просто первобытные, – восхитилась она. – Как после Третьей мировой.