Последние четыре года жизни Ренуара стали не только зенитом его славы, но и периодом невиданного творческого взлета и плодовитости – этому способствовала его новая натурщица Деде, сменившая в этой роли трех своих знаменитых предшественниц – Лизу, Алину и Габриэль. Андре-Мадлен Хешлинг (1900–1979), которую называли Деде, появилась в доме у Ренуара шестнадцатилетней, в 1916 году[1517]. На фотографии, воспроизведенной на с. 351, она стоит рядом с Ренуаром; на мольберте – полотно, для которого она позирует, «Торс (Этюд обнаженной)», примерно 1918 года[1518]. 19 декабря 1916 года Андре пишет про нее Дюран-Рюэлю: «Он творит чудеса. У него появилась модель, которая ему очень нравится, и он мечтает о великих свершениях»[1519]. В своей книге 1931 года Андре подробнее описывает, какую важную роль сыграла Деде: «Наконец-то в последние четыре года жизни счастливое открытие – прекрасная розовощекая блондинка – позволило Ренуару осуществить свои мечты и, по сути, вернуло ему молодость… Он все свое время посвящал многочисленным изображениям купальщиц, или одалисок, или цветов, или пейзажей, среди которых солнечными лучами сияют женщины»[1520].

Деде заменила Габриэль в роли натурщицы, а Большая Луиза – в роли кухарки. Если раньше любой, желавший видеть Ренуара, должен был получить разрешение Габриэль, то теперь от вторжений извне художника оберегала Большая Луиза. Например, когда один торговец захотел приобрести работы Ренуара, он в мае 1917 года попросил Гино: «Не могли бы Вы деликатно переговорить с ним или, если это предпочтительнее, действовать через Луизу? Она сообщит Вам все важные сведения»[1521].

Что касается Габриэль, она так и жила с Конрадом Слейдом в отеле «Савурнен» в Кане до первых месяцев войны, после чего они на год перебрались в Афины[1522]. Когда в июне 1915 года не стало Алины, они вернулись в Кань и снова поселились в «Савурнене»; там они и проживали в марте 1918 года, когда Габриэль написала письмо Жанне Робине[1523]. Габриэль не стала больше работать натурщицей – этого не позволяло ее новое положение, но продолжала поддерживать тесные связи с Ренуаром и его семьей. В знак приязни Ренуар подарил Габриэль восемнадцать своих картин – по одной за каждый год, который она служила ему моделью. Этот щедрый дар включал в себя четыре портрета самой Габриэль, а также другие портреты, натюрморты и пейзажи[1524]. В последние годы жизни Ренуара Габриэль часто была с ним рядом. Например, в январе 1916 года Кассатт пишет мадам Дюран-Рюэль: «К обеду у меня был Ренуар. Он слаб. По счастью, поблизости от него живет эта женщина, впрочем она очень устала»[1525]. Кроме того, Габриэль опять стала источником сведений о состоянии здоровья Ренуара. Например, в мае 1917 года Андре пишет: «У нас довольно давно нет никаких новостей о Ренуаре. Последние известия были от Габриэль, которая только что приехала из Каня»[1526].

Помимо Андре, через Габриэль новости о Ренуаре доходили и еще до одного человека – Жанны Трео-Робине. Регулярное общение Жанны с отцом прервала война – ежегодные посещения Парижа сделались невозможными. Поскольку перо Ренуару было держать гораздо тяжелее, чем кисть, его слова и деньги передавали Жанне Габриэль и другие[1527]. Например, в марте 1918 года Габриэль пишет: «Месье Ренуар, как всегда, в порядке и не в порядке. Он стареет: 25 февраля ему исполнится семьдесят семь лет. Несмотря ни на что, он продолжает понемногу работать, особенно сейчас, в теплую погоду; она ему больше нравится. Он просит передать тебе его наилучшие пожелания. Ответь, как только получишь это письмо. Посылаю тебе денег… надеюсь, что все у тебя хорошо и с едой не слишком скудно. Здесь нам едва хватает и все очень дорого. С любовью, Габриэль, отель „Савурнен“, Кань, Приморские Альпы»[1528].

Общаться с Жанной Ренуару также помогал его шофер Баптистен Рикор. Восемь месяцев спустя, сразу после окончания войны, Жанна получила от Баптистена письмо: «Мадам, пишу Вам от имени месье Ренуара, который сам писать не может; прошу, будьте добры, ответьте на это письмо… получив ответ, мы вышлем деньги. Напишите месье Баптистену Рикору в Кань (Приморские Альпы) / Кань, 19 ноября 1919»[1529]. Трудно сказать, знал ли шофер, кому он пишет и почему Ренуар шлет деньги этой женщине, – существование Жанны по-прежнему оставалось тайной почти для всех, кроме уже упомянутых Воллара, Габриэль, Жоржетты Дюпюи и ее мужа, а также месье Дюо, который в 1908 году помог Ренуару составить его первое завещание.

Ренуар и Деде во время работы над «Торсом». 1918. Фотограф неизвестен

Хотя и шла война, душевное состояние Жанны, похоже, изменилось к лучшему за десять лет, протекших после смерти ее мужа. Она по-прежнему жила в Мадре и письмо к Воллару от 1 мая 1917 года подписала: «Искренне признательная Вам, вдова Робине, Мадре, Майен»[1530]. В этом письме она демонстрирует интерес к тому, что происходит с живущими с ней рядом людьми, а про ее проблемы с питанием речи больше не идет. Однако, хотя она и стала сдавать внаем примыкающую к ее дому пекарню, как ей и советовал отец, на третьем году войны ей стало не хватать денег. Дефицит военного времени сделал жизнь особенно трудной, поэтому в марте 1917 года Жанна, с согласия отца, обратилась от безденежья к Воллару. Ответа на ее первое письмо не последовало. Два месяца спустя она написала Воллару вновь – речь идет об уже упомянутом письме от 1 мая: «У меня нет подходящей одежды, чтобы выйти на люди, потому что с самого начала войны я постоянно ношу траур по убитым племянникам; их было пятеро: четверо братьев и их двоюродный брат. Кроме того, у меня почти полностью сносились все туфли и шляпы, а в начале июня я приглашена на первое причастие моей крестницы, двоюродной внучки моей приемной матери. Мне будет чрезвычайно неудобно им отказать, поскольку они всегда были очень добры»[1531]. Даже в тяжелое военное время Жанна выражает любовь и благодарность к своей приемной семье. В том же письме она очень проникновенно пишет об отце: «Насколько я знаю, месье Ренуар в ближайшее время вернется в Париж. Надеюсь, что у него возникнет желание рассказать мне, что происходит в его жизни. Если сам он не может писать, поделитесь со мной новостями, месье, я буду крайне Вам признательна»[1532]. Из того же письма следует, что в свои сорок семь лет Жанна продолжала зависеть от отца: «От всей души надеюсь, что месье Ренуар не сочтет за труд прислать мне самое необходимое. Он, безусловно, знает, что я не трачу денег попусту, поскольку повседневные мои траты сводятся к пятидесяти франкам, которые я получаю ежемесячно [от сдачи внаем пекарни]»[1533]. Неизвестно, ответил ли ей Воллар; если нет, возможно, Жанна связалась с отцом через Габриэль, Жоржетту или Баптистена.