на мелодию «Greensleeves», была не лучше «Coin’ Note», и Элвис продолжал взрываться неуместными ругательствами и необъяснимыми вспышками гнева в течение тех четырех часов, что заняла ее запись. В адрес Фредди и Ламара сыпались все более язвительные, все более изощренные насмешки, пока, наконец, когда сессия была в полном раздрае, а ее участники пребывали на разных стадиях отчаяния, Джерри Рид не был вынужден уступить песню, которая, как считал Фелтон, могла бы подойти Элвису, — выразительная блюзовая вещь под названием «U. S. Male», которая вышла на альбоме в ту весну. Естественно, что Рид не горел желанием повторять свой недавний опыт, но к тому времени Фредди был настолько озабочен тем, чтобы из сессии получилось хоть что — нибудь, что, вероятно, предложил бы Риду договор на использование одной из его песен. Джерри сыграл песню Элвису в коридоре, и Элвису она понравилась, так что они взялись укладывать ее на пленку.

Было очевидно, что песня вызвала у Элвиса мгновенный прилив энергии, а ее хвастовской текст как нельзя лучше соответствовал его настроению. Однако странные колебания настроения продолжались, и всего лишь после одного дубля Элвис переключился на «блюзовую» версию песни «Тпе Prisoner’s Song», которая начиналась словами: «If I had the wings of an angel and the balls of a big hairy coon / I’d fly to the highest mountain and comhole the man in the moon» (слова песни очень непристойны, потому она и блюзовая в кавычках. — Прим. перев.). Во время следующего дубля он заявляет: «Я затраханный американский самец», — кем он в этот момент, вполне возможно, и был. Еще две такие песни, объявил Фелтон, не в силах в этот момент сдержать свое раздражение, и у них был бы готов «блатной альбом». И так это и продолжалось, пока у них наконец не получился успешный дубль, такой, который мог бы, несомненно, сравниться с «Guitar Man» и «Big Boss Man» по своей яркости, непохожести и общему ощущению страстной увлеченности, однако появившийся совершенно другим путем.

Что могло так беспокоить Элвиса? Возможно, это было всего лишь то, что отмечала Присцилла, когда говорила о постоянной смене настроения своего мужа, чему способствовало его постоянное употребление «медикаментов». Однако в некоторых отношениях это, похоже, выходило за рамки объяснения Присциллы. Полковник, бесспорно, заботился о бизнесе — Элвис мог это видеть, хотя бы по тем всплескам рекламной активности, которые окружали выход каждого нового фильма, каждого нового сингла. Проблема была в том, что этот прямолинейный подход больше не работал. Вследствие склоки из — за прав на издание песня «Guitar Man» не вышла сразу в виде сингла, а когда ее место в октябре заняла композиция «Big Boss Man», она разошлась не лучше, чем любой другой сингл, всего 350 тысячами копий. Она и для Элвиса звучала не так же, она звучала вовсе не так, как тот диск, который прислали ему из RCA: партия баса была приглушена, вокал был слишком выдвинут на передний план. Полковник, Элвис был убежден и говорил об этом всякому, кто слушал его, продолжал вмешиваться в его музыку. Он буквально стал одержим этой идеей, тщательно сравнивал диск, который присылала ему звукозаписывающая компания, со своим воспоминанием о том, как эта песня звучала в студии, а затем с записью, которая в конечном итоге выпускалась на рынок, отказываясь слушать доводы вице — президента RCA Хэрри Дженкинса о том, что ничего не было изменено, просто записи по — разному звучат в зависимости от времени, места, даже настроения и, разумеется, оборудования.

Это превратилось в почти символический спор, который не требовал ответа, по мере того как Элвис все больше и больше сосредоточивался на различиях в восприятии, существующих между ним и его менеджером, и то, что в течение многих лет казалось добросердечным ободрением, теперь представлялось все больше и больше удручающим невежеством со стороны Полковника. Некритическое восприятие его музыки Полковником, его уверенность в том, что поклонники всего — навсего желают слушать голос Элвиса, а не все эти инструментовки и вычурные аранжировки, служило только еще одним ужасающим свидетельством того, что старик не ведал, о чем говорил. Это был тот же спор, который вел с собой в то или иное время почти каждый художник, и глубоко внутри Элвис, возможно, вполне понимал, что сильнее всего его удручала его собственная неспособность быть последовательным и идти до конца, его собственная неспособность оставаться верным постоянному творческому поиску. Но Полковник оставался легкой мишенью, и Элвис, должно быть, испытывал ощущение паники, видя, как то единственное, что всегда олицетворял собой Полковник — безошибочный деловой инстинкт и его вознаграждение в виде совершенно реальной наличности, — больше не оказывалось эффективным.

Для него в таком случае было мало утешения, когда Полковник сообщил ему примерно в это время, что сделка с NBC прошла. С точки зрения Элвиса, это была всего лишь еще одна махинация Полковника. Он знал, что у Полковника на уме: все, что хотел получить от этой сделки Полковник, — это еще один чертов рождественский альбом, и ради этого ему придется появиться на национальном телевидении и петь рождественские хоралы? Он испытывал раздражение и беспомощность, ему казалось, что Полковник превращает его в посмешище. Единственный человек, с которым он мог бы поговорить о своих сомнениях и страхах, — Шри Дейя Мата, — был объявлен вне закона, и его заставили стыдиться своего знакомства с нею. Если бы он мог высказать хоть какую — то часть своих чувств своему менеджеру, — но Полковник не желал слушать о его чувствах, поскольку это означало бы, что Полковнику придется обнаружить свои собственные чувства. Даже его отец, как бы ни были они близки, не мог его полностью понять. Он был одинок.

В 5.01 вечера 1 февраля, после девяти часов схваток, Присцилла родила девочку. Элвис мерил шагами приемную точно так же, как и любой другой новоиспеченный отец на его месте, если не считать того, что приемной была комната отдыха врачей, специально отведенная для Элвиса и его свиты, а вместе с ним окончания родов ожидали дюжина друзей, близкие родственники и полицейский наряд. Их поездка в больницу имела нечто общее с комедией ошибок. У них был тщательно разработанный план, с фиктивной машиной для отвлечения внимания репортеров, но когда дело дошло до претворения плана в действие, кто — то забыл сказать водителю — Джерри Шиллингу, — что они поменяли больницу, и Чарли пришлось убеждать его, что Присцилла будет рожать ребенка не в Методистской, а в Баптистской больнице. Элвис тоже был на нервах. Он был