она. Хотя бы потому что Королеву, настоящую, никто толком и не видел. Мы сегодня лицезрели имитацию, личину, кстати, если кто не понял. Черт ее знает, как она выглядит. На Берегу она была чернокожей красоткой изысканных манер с тяжелым характером. Сейчас — белая девицы, весьма сдержанная. А когда-то мы общались с тётей средних лет и невнятным лицом. Говорят, когда врачом работает в миссиях, всегда выглядит по-разному. Ну, её право.

— Понятно, — Пятый кивнул. — Неплохой корабль, кстати.

— Да, нормально, — согласился Ит. — Обычный саппорт из какой-то миссии, движок, правда, получше, насколько я могу судить, и запас хода побольше. Главное, внимание он к себе точно не привлечет. Он серийный, не выделяется, на таких и медики летают, и исследователи, и волонтеры, и наблюдатели. Так что жить можно. А это, согласитесь, уже немало.

— Да, немало, — Пятый задумался. — Интересно…

— Что именно? — не понял Ит.

— Она ведь тоже могла нас предать, но этого не сделала, — с легким сомнением в голосе сказал Пятый. Скрипач заржал.

— А это потому что у нас не отработан контракт, — пояснил он, отсмеявшись. — Вот доработаем то, на что подписаны, обязательно предаст.

— Типун тебе на язык, — рассердился Ит. — Только не она.

— Да ладно, я же не всерьез, — успокоил Скрипач. — Если вы хотите серьезно, то на счет Королевы точно волноваться не стоит. По крайней мере, нам всем.

— Вот это точно, — подтвердил Ит. — О, наша очередь… Да не переживайте вы так, честное слово! Если нам сейчас и нужно волноваться, то точно не об этом.

Глава 27 Беспощадное добро

27

Беспощадное добро

— Фэб, ты ведь лжешь.

— Лгу, — покладисто согласился Фэб.

— Вопрос — в чем ты лжешь, — Ри смотрел куда-то вдаль, он, против ожиданий Фэба, даже не повернул голову. — В чем ты лжешь, а, Фэб?

— Я собираюсь нарушить наш договор, — Фэб коротко глянул на Ри. — А лгу, что не собираюсь.

— И зачем же ты хочешь это сделать?

— Мне невыносимо оставаться дальше в этом доме. На этой земле. В этом месте, — Фэб говорил глухо, голос его сейчас казался полностью лишенным эмоций. — Каждый день проходить там, где ты был счастлив, видеть то, что делало тебя и их счастливыми, слышать, ощущать, чувствовать… это невыносимо, Ри. Этот дом отравлен. Я посадил цветы, и они выросли, но от этого мне стало лишь тяжелее. Я набирал воду, и лежал в ней под звездами, глядя в небо, но от этого делалось лишь горше. Поэтому я нарушу договор, Ри. Мы уйдём отсюда. Чего бы нам это ни стоило.

— Ты обещал…

— Я ошибся. Знаешь, живым существам свойственно ошибаться. Здесь нет дела для меня, нет смысла. Одни смертные тени, тут и там.

— А остальные? — Ри, наконец, отвел взгляд от бесконечного ничего перед ним, и повернулся к Фэбу. — Что с остальными? Они останутся?

— Нет, — покачал головой Фэб. — Я уже всё придумал. Мы оскверним храм у китайцев, и нас вышлют. Отличная идея, правда? Ты ничего не сумеешь сделать планете.

— Я и не собирался, — пожал плечами Ри.

— Да что ты. Именно поэтому ты угрожал, прилетал с проверками, пугал, засылал свою… женщину, которая искала тут невесть что, пугал. Потому что на деле ты не собирался. Это абсурд, и ты великолепно знаешь об этом.

— Я действительно не собирался, но я… — Ри помедлил. — Я был зол на вас.

— И в чем же причина того, что ты был так зол на нас? — горько спросил Фэб. — Что и когда мы успели сделать, чтобы так разозлить тебя? Хотя бы на этот вопрос ты можешь ответить?

— Могу, — Ри помрачнел. — Вы были причиной моих заблуждений. Я поддался… слабости. Слабости, на которую не имел права. И поверил тем, кому нельзя было верить. Нет, Фэб, не потому что вы плохи или хороши. А просто потому что вы — то недопустимое, которое…

— Нельзя допускать? — вскинул брови Фэб. — Прости, это напрашивалось. Но почему нам нельзя было верить?

— Потому что вы — болото. Стагнация. Топь, которая затягивает и не отпускает. Не дает взлететь. Даже этот дом… да и не этот, что я привязался именно к этому?.. Вы слишком много значения придаете и придавали всегда материальному, вы цеплялись за вещественное, земное, примитивное. Где бы вы ни оказывались, вы всегда принимались вить уютное гнездышко, в том числе и для плотских утех, вы очень быстро переставали видеть небо, и погружались в рутину, причем с удовольствием, с радостью. Рожать детишек, сажать цветочки, жарить сырнички — при любом удобном случае, да и при неудобном тоже! — Ри сплюнул. — Вы добрались куда-то — всё! Кончено! Пока не произойдет что-то, что выбьет вас с насиженного места силой — всё! Вы так и будете сидеть! Огород с одной стороны, дети с другой, кастрюля супа с третьей, веник и совок — с четвертой! И кучей, непременно кучей, как стадо свиней, всегда, обязательно! Потому что в вашей природе это заложено, у вас биология преобладает над разумом! И не надо, Фэб, я не хуже тебя знаю и про феромоновые ряды, и про зависимости, и про смычки — ты сам мне это и рассказывал, ты меня сам этому учил, ты сам мне всё объяснял, и я не обвиняю вас в этом, я просто говорю то, что это есть! И бессмысленно это отрицать!

— Что же плохого в домах и детях? — спросил Фэб.

— Знаешь… у Аарн есть такой термин — пашу, — Ри вздохнул.

— Этот термин присутствует в Сонме, он появился из санскрита, — пожал плечами Фэб. — При чем тут мы?

— При том, что вы при любом удобном случае замыкаетесь внутри своей семьи, и забываете о том, что другим тоже может быть больно! — рявкнул, теряя терпение, Ри. — Есть вы, и только вы — и никого вокруг.

— А вот теперь лжешь ты, — голос Фэба потяжелел. — Никогда нам не было всё равно, и никогда мы не думали и не делали такого, о чем ты сказал! Особенно с учетом той специальности, которую мы практиковали