и разработанную научную концепцию проекта. Представленные материалы должны отвечать критерию презентативности. Площадка также должна включаться в контакт с другими мемориалами земли или исторической области, образуя сетевые связи[1343]. Если не выполняются эти критерии, места памяти всегда находятся под угрозой потери территорий, поскольку не имеют соответствующего статуса для государственной поддержки.

Мемориал в городе Мюльберге в последнее время находился под угрозой исчезновения, об этом свидетельствуют новости в местной прессе. Активистами в 2016 г. было выяснено, что район бывшего лагеря рекламируется для продажи частным лицам с целью организации добычи гравия. Звучали возмущения: «Даже если сам мемориал останется под защитой Закона о военных захоронениях, ситуация будет такова, что он окажется впоследствии затоплен <…> для бывших заключенных особенно горько, что это действие основано на законе о недрах бывшей ГДР, который был закреплен в договоре об объединении <…> Это издевательство над жертвами»[1344]. Исходя из данных примеров, можно увидеть, что прежнее противостояние идеологий сменилось интересом к коммерческому использованию мест без оглядки на травматическое прошлое, которое не должно быть забыто.

Советские военнопленные были одной из самых крупных групп жертв Второй мировой войны, но в послевоенное время и до сегодняшнего дня преступления против них подвергались забвению, искажению и преуменьшению в историческом сознании Германии и в общественно-политической жизни страны. Несмотря на то что после окончания военных действий возводились мемориалы и облагораживались места захоронений, страшная память о прошлом замалчивалась, территории необходимо было с пользой применить для расселения потоков беженцев. Понятия памяти в ФРГ и ГДР различались согласно государственным интересам: ГДР – преувеличение роли коммунистического антифашистского Сопротивления в лагерях; ФРГ – замалчивание и преуменьшение значения содеянных преступлений. По обе стороны наблюдалась искусственная анонимизация кладбищ. Инициативы конца 1960—1980-х гг. основывались на действиях частных лиц, отдельные историки-краеведы заложили базу в изучение историй лагерей, а также способствовали созданию рабочих групп из местных жителей. Официальное учреждение мемориальных комплексов произошло уже после объединения страны, когда оба государства стали «совместно владеть прошлым»[1345].

Мемориалы согласно разработанным научным концепциям репрезентируют преступления в отношении военнопленных, ставя в фокус шталаг как часть преступной системы истребления людей, приводят различия в отношении различных групп военнопленных, разделяя обращение с советскими военнопленными и европейскими, приводят доказательства использования военнопленных в качестве дешевой рабской силы. Продолжается работа по идентификации жертв, выяснению точной численности убитых и их биографических данных; развивается просветительская работа, несмотря на финансовые сложности мемориалов. Мемориальные комплексы на месте шталагов являются центрами «изучения, чтобы помнить» преступлений против человечности. Мемориалы нужны, поскольку важен процесс воспоминания как акт против забвения, чтобы будущие поколения смогли увидеть, на что способны люди во имя идеологии и как быстро общество готово оставить основные этические принципы [1346].

Память о военнопленных и остарбайтерах в мемориальном пространстве Ростова-на-Дону: формы и практики

Екатерина Александровна Захарина,

магистрант 2-го года обучения Института истории и международных отношений Южного федерального университета

Аннотация. Военнопленные и остарбайтеры – две группы жертв национал-социализма, память о которых длительный период оставалась на периферии общественного сознания. В СССР после войны эти люди в своем большинстве были вынуждены хранить молчание, поскольку это могло отрицательно сказываться на карьере, на судьбе детей. В своей статье на примере Ростова-на-Дону я постараюсь рассмотреть, как формировалось мемориальное пространство, посвященное военнопленным и остарбайтерам.

Ключевые слова: военнопленные, остарбайтеры, Memory studies, Великая Отечественная война, жертвы национал-социализма, мемориал, память.

Ростов-на-Дону во время Великой Отечественной войны пережил две оккупации: с 21 по 29 ноября 1941 г. и с 24 июля 1942 г. по 14 февраля 1943 г. Во время второй из них на работы в Германию были угнаны тысячи жителей, ставших остарбайтерами. На территории города действовали лагеря для советских военнопленных, где они содержались в ужасных условиях. Память об этих трагических событиях не исчезла навсегда. В своей работе я постараюсь рассмотреть, как формировались образы военнопленных и остарбайтеров в мемориальном пространстве Ростова-на-Дону в советское и постсоветское время. Основное внимание будет обращено на различные способы институционализации памяти: создание мемориалов, выставок, образование специальных общественных объединений.

После освобождения города комиссия при Ростовском облисполкоме по учету ущерба и злодеяний, причиненных немецко-фашистскими оккупантами учреждениям, предприятиям и гражданам Ростова-на-Дону, посчитала количество жертв. После войны самые массовые места гибели людей были обозначены памятными знаками. Два таких места, где погибло большое количество военнопленных, находились на территории Ростовского артиллерийского училища (далее – РАУ), где национал-социалистами был устроен Гросс-лазарет № 192, а также в сборно-пересыльном лагере на территории артиллерийского парка и конюшен РАУ между улицами Волоколамской и Тоннельной.

В Гросс-лазарете № 192 по факту не лечили, а просто оставляли умирать раненых советских военнопленных из других лагерей[1347]. Свидетели описывали жуткие условия содержания: медицинская помощь не оказывалась, никакие медикаменты, кроме марганца, не выдавались, а умерших не выносили из палат иногда по 7—10 дней[1348]. В первые дни после освобождения города специальная комиссия насчитала более 3 тыс. трупов. 1 мая 1945 г. силами партийной организации завода № 168 был воздвигнут памятник с надписью: «Здесь похоронено свыше 4 тысяч красноармейцев и офицеров Красной Армии, замученных и расстрелянных немецко-фашистскими извергами» [1349]. Через несколько лет после войны учебное заведение было вновь восстановлено на той же территории. Неприметная пирамидка была заменена большим стандартным памятником в виде статуй двух солдат, один из них преклонял колено. Около братской могилы происходили церемонии принятия присяги курсантами училища. В самом училище существовал музей, в котором можно было узнать об истории Гросс-лазарета № 192. В частности, среди экспонатов была бричка, на которой военнопленные возили себе воду из Дона. Над мемориалом шефствовали ученики школы № 25, они посещали его в памятные дни[1350]. Этот памятник был уничтожен в 1970-х гг. при постройке учебной пусковой шахты. Часть останков перенесли на Братское кладбище, никаких записей о перезахоронении сделано не было. На сегодняшний день могила утеряна[1351]. По утверждениям ростовских активистов, которые боролись за открытие памятника, перенесены были не все останки, а только те, что поместились в четыре урны, в которых производилось перезахоронение[1352].

Сборно-пересыльный лагерь, который был размещен на территории артиллерийского парка и конюшен РАУ, стал местом, где содержались тысячи советских военнопленных: «В августе 1942 г. туда поступало особенно много людей <…> Он пополнялся за счет отступавших и рассеянных по территории Кубани и Дона частей наших армий. Камеры вскоре переполнились. Присесть было негде. Питание первое время вообще не поставлялось. Водопроводная система была разрушена – остались заключенные и без воды. <…> Сначала хоронили десятками, могилы рыли одну рядом с другой. Потом стали хоронить в могилах траншейного типа. Сначала мертвых носили на руках почти непрерывной цепочкой, затем стали вывозить круглосуточно, подводами, загружая